Княжичи посмотрели на Горлунг без интереса, ибо все мысли их уже были заняты девицами местными.
И лишь князь Фарлаф понимал, о чем думает его друг, глядя на дочь свою старшую, кого он вспоминает. Вот значит она какая, внучка жены Ульва Смелого, но нет в ней ничего от сияющей красоты бабки, миловидности матери, в ней много от отца: тонкий нос с хищно вырезанными ноздрями, прямой жестокий взгляд. Только глаза, кого-то они напоминают, но кого? Фарлаф не помнил, память его не хранила воспоминаний о прекрасных глазах Суль. И всё же, решил про себя Фарлаф, нельзя от Горлунг глаз оторвать, что-то заставляет смотреть на неё.
А Горлунг, посчитав, что поприветствовала всех, кто заслуживает этого, продолжила:
— ОТЕЦ, — четко и громко сказала она, — я пришла узнать, помог ли тебе дар мой в охоте прошедшей? Али подвел тебя кинжал мой?
— Нет, не подвел, — медленно сказал Торин, — благодарю тебя, Горлунг за него, уважила ты меня.
— Вот и славно, — довольно сказала княжна, — ну, позволь, конунг, откланяться.
— Ступай — милостиво молвил князь.
И только после этого взгляд княжны упал на княжичей, в отличие от остальных, она сразу поняла, кто из них княжич Карн. Княжич, с которым могущественные норны связали её судьбу. Посмотрев в упор на Карна, Горлунг отвела равнодушный взгляд от своего будущего супруга, и пошла к выходу из гридницы. Дружинники, увлекшись рассказами Бьорна Путешественника, даже не заметили её визита в общую залу.
ГЛАВА 8
Пир окончился довольно поздно, гостьи засиделись допоздна, однако, князь Торин остался доволен тем, как прошла трапеза. Князья и княжичи разошлись по одринам, дружины были размещены в дружинной избе, тем же, кому места в избе не хватило, расположили прямо в гриднице.
Хмельные дружинники спорили и переругивались, голос Яромира было слышно даже во дворе. Дозорные несли службы на забороле, им тоже сегодня в честь праздника были поданы блюда с княжеского стола. Всё было покойно во дворе Торинграда, но в душах его обитателей бушевали грозы.
Князь Торин, находясь в хмельном подпитии, решил удостоить свою жену ночным визитом. И войдя, с кубком полным браги, в её одрину, окинув взором спящую Марфу, присел на край её ложа.
Волосы Марфы некогда густые и красивые, поседели и поредели, кожа на шее обвисла, она и раньше, по мнению Торина, не блистала особой красотой, но теперь он находил её просто отвратительной. Князя терзали мысли о том, что Суль, несмотря на свой возраст, сохранила красоту, и спустя десять солнцеворотов выглядела все также прелестно, как и в первую их встречу. А ведь на момент его свадебного пира с Вилемму, ей было лет примерно столько же, сколько и Марфе сейчас, но разве можно их сравнить? Нет, и еще раз нет. Ибо Суль исключительная женщина, почти богиня, а его жена просто баба.
И осушив большими глотками кубок, Торин грубо схватил Марфу за волосы. Княгиня проснулась и в ужасе смотрела, как её муж рвет на ней ночное одеяние. Муж, законный муж, которому и слово против сказать нельзя, которого сам Род [65]
послал ей.Княжна Прекраса от волнения долго не могла уснуть, ведь сегодня она наконец-то увидела своего суженного. Ох, он обязательно будет добр и нежен, ведь он так восхищенно глядел на неё! Хотя ближе к завершению пира, его мечтательный взгляд уже редко останавливался на ней. Прекраса нахмурилась, но никакие силы в подлунном мире не могли заставить её усомниться в своей привлекательности. Поэтому княжна пришла к выводу, что княжич Карн просто устал с дороги, да пир был долгий, утомительный.
И Прекраса продолжала рисовать в своем воображении красивые картинки своего будущего бытия, жизни мужней жены.
Княжичу Карну не спалось тоже, но в отличие от своей нареченной, его воображение не рисовало ему картины счастливой семейной жизни, нет, ему мечталось совсем об ином.
Убедившись, что всё смолкло во дворе князя Торина, Карн вышел из своей одрины на поиск рыжей красавицы. Он не боялся, что кто-то его увидит, ведь разве не может человек ночью выйти в уборную? Тихо ступая, княжич шел по пустым коридорам и покоям в поисках прелестницы, покорившей его бесстыдным взглядом. Но её нигде не было, коридоры были пусты, а из гридницы раздавался пьяный храп. Карн разочарованно вздохнул и развернулся, чтобы идти обратно в отведенные ему покои. Но в этот момент княжич увидел её.
Агафья стояла возле двери в ткацкую, перебирая пальчиками кончик косы. Увидев, что она замечена тем, ради которого она пришла, девка теремная медленно пошла по коридору в сторону одрин.
Княжич её быстро догнал и, зажав рукой ей рот, потащил в свою одрину, быстро, теперь уже боясь оказаться замеченным. Лишь только закрылась за ними дверь одрины Карна, он выпустил Агафью, она, выражая притворное возмущение, жарко зашептала:
— Что это ты, княжич, делаешь? Как не совестно тебе, нападать на девиц беззащитных в доме, где ты гость?
— Разве ты против этого? — улыбаясь, спросил Карн.
— Ага, против, меня же госпожа моя ждет, — сказала Агафья, — невзлюбит меня за нерасторопность еще.
— Как зовут тебя, красавица?