Ветер забытых дорог

– Нет, не выходит, – повторил он. – Если бы он был Дасава, он знал бы Светоч только до того места, как Дасава погиб. А он знает дальше – про возвращение Белгеста. Да и вообще… Почему, по-твоему, Дасава не может сказать, что он – это он? С чего ему назваться каким-то чужим именем?

– Он потерял память, – ответил Адатта.

– А тогда не получается то, что ты сказал раньше, – безжалостно возразил Геда. – Ты сказал: он не осуждает Йосенну и Белгеста, потому что сам был на их стороне. Но он ведь не считает себя Дасавой!

Адатта слабо отмахнулся:

– Все равно, Геда, это мелочи, они как-нибудь объяснятся. Я, конечно, не даю голову на отсечение, что Сияющий – обязательно Дасава. Но я почти уверен, что не ошибся, смотри, как все сходится! – снова воодушевился он.

– Голову на отсечение… ты и так сегодня весь день старался, – сумрачно проворчал Геда. – Если это Дасава, драться с ним вообще было глупо. Разве ты справишься с древним небожителем? Он бы тебя покрошил, как овощи в кашу. Почему ты не лег?

Адатта закусил губу:

– За своего тиреса надо драться до конца, Геда. Это честь. Тебе не понять, потому что Итвара только развращает вас своими идеями.

– Дварна хочет показать всем, как его «верные» готовы за него умирать: не надо быть Итварой, чтобы об этом догадаться, – ответил Геда. – Ты мне объясни, почему ты должен показывать это на себе?

Два друга часто спорили о своих тиресах.

– Дварна сражается за нас чаще, чем мы за него, – запальчиво перебил Адатта. – А Итвара отрекся от всех приверженцев и от тебя: он сказал, что больше не наставник. Мы выбрали Дварну добровольно. Как я могу предать собственный выбор? Это значит предать себя. Для тех, кто с Тесайей или с Итварой, ни слова, ни дела ничего не стоят. А у нас все по-настоящему, все имеет смысл, и ничего нельзя предавать.

Геда начал терять привычное хладнокровие: Адатта задел его за живое.

– «Все» не может быть по-настоящему, «все» не может иметь смысл, и нельзя быть верным «всему», – отчеканил он.

– Не петляй! – возмутился Адатта. – Ясно, что я не имел в виду – «всему на свете», а всему, что связывает меня с моим благородным тиресом!

– Послушай меня. – Геда обрел прежнюю рассудительность. – «Все» – это не только то, что есть сейчас, а и то, что случится в будущем. То, что еще не случилось, существует только как вероятность: оно одновременно нелепое и осмысленное, нечестное и справедливое. Значит, ты заранее верен даже тому, что Дварна еще не совершил: ты верен одновременно и хорошему, и плохому. Ну, понял?

Адатта вдруг примирительно усмехнулся и махнул рукой:

– Да ну тебя. Я было всерьез принял, а ты опять умничаешь. Вот такими вас Итвара и сделал… Кому ты теперь будешь служить, Геда?

– Я думаю: стоит ли вообще… – с сомнением ответил тот.

– Лучше выбрать нового тиреса, – посоветовал Адатта. – Не шляться же тебе по окраинам, как Элеса и прочий сброд. Только не иди к Сатваме, а то Дварна прикажет мне больше не видеться с тобой. Тебе все равно, кому служить, а мне придется слушаться Твердого, – точно извиняясь, добавил он.

Геда сказал:

– Может, к Сияющему?

– А если он все-таки Дасава? – Адатта в раздумье потер лоб. – Геда, Дасава нам друг или враг? Раз он за Йосенну и Белгеста, то, должно быть, он все-таки… – Небожитель запнулся. – А как ты думаешь, Геда, почему Сияющий меня не убил?..

Поначалу великан Тьор только уныло взирал на разбросанные повсюду плиты и камни, из которых когда-то была построена Сатра. Убрать их ни у кого из небожителей не было ни сил, ни желания.

– Это же камень, – объяснял Тьор Сполоху. – Не должен камень лежать в беспорядке, это не мусор. Из камня нужно строить жилища или «каменные круги».

Сполох слыхал о «каменных кругах» – огромных, украшенных загадочными рисунками постройках стьямма, где высокие, уходящие в небо столбы располагались по кругу, а внутри стоял так называемый «стол», сложенный из нескольких плит. Такие сооружения встречались в горах Альтстриккена и по его отрогам. Но представить себе «каменный круг» в Сатре, на грязной площади, загроможденной развалинами?

– Зачем вы строите «каменные круги»? – спросил Сполох.

– Это наш союз с камнем и землей, – пояснил Тьор. – Стьямма не может видеть, когда нет порядка в камне.

Язык небожителей по-прежнему плохо давался великану. Через Сполоха Тьор договорился с рабами из соседнего дома, чтобы дали ему на время кузнечный горн. Кузниц в Сатре не было, но рабы пользовались небольшими переносными горнами, с помощью которых делали или чинили нехитрые инструменты для полевых работ. В руинах Сполох отыскал для друга какой-то старинный железный лом, и стьямма перековал его, изготовив зубило, стамески и длинный граненый стержень с острым концом, который великаны используют для обработки камня. Подобрав подходящий кусок дерева, Тьор сделал себе киянку. Теперь он чувствовал себя кое-как снаряженным для работы.