Ветер западного побережья (СИ)

Его непредсказуемость, несущая множество тайных смыслов, сахарно будоражит кровь, а от детской открытости, что сквозит в каждом движении, начинает приятно кружиться голова. Один глубокий дурманящий вдох и усталость исчезает, словно фантом, а необратимое чувство, всколыхнувшись в груди, с удивительной силой выплёскивается наружу и открывает искрящееся переплетение красок, запахов и звуков, которое я упорно не замечала раньше.

Улица расцветает. Чайки уже не стонут, а кричат ликующе и громко, бархатный луч не обжигает, а ласково гладит висок, и в воздухе, щекоча ноздри, рождается тончайший аромат карамели, перемешанный с почти неуловимым осознанием того, что он идёт от Малфоя, который непостижимым образом сумел измениться.

Я почти слепну от нахлынувшего света, и прощение… даётся необыкновенно легко.

Невесомо взмахнув в ответ, я улыбаюсь так, будто мы старые добрые друзья. А пару мгновений спустя, вспомнив о потере, прикладываю ладонь к макушке и старательно пожимаю плечами.

«Улетела…»

Послание летит через волны, Малфой, замешкавшись, озадаченно смотрит на меня, а потом играючи справляется с загадкой, засверкав, как солнечный зайчик. На секунду он пропадает и, вынырнув из-за металлического бортика, являет на свет упорхнувшую шляпу, прочертив небольшой весёлый полукруг.

«Нашёл!»

Я радостно киваю в ответ и вытягиваю правую руку вперёд, перегнувшись через стол.

«Верни».

Малфой лукаво улыбается, и нежная ямочка возникает на щеке. Он отрицательно мотает головой, а затем поднимает указательный палец, словно придумал хорошую идею, и снова проворно исчезает. Застыв в недоумении, я терпеливо жду, что будет дальше, и несколько вечностей спустя вижу, что он держит в руке совершенно обычный — магловский — фотоаппарат.

«Подожди».

Он облокачивается на бортик, подперев голову, и на загорелом лице появляется другая… мечтательная улыбка. Задорный и юный, он смотрит на меня так, будто видит впервые.

Среди сонного предвечернего бормотания моря не разобрать слов, но…

«Красивая».

Читаю я по губам и, замерев, остаюсь в замешательстве.

Перед глазами возникает последний… самый трудный образ, который мучал на протяжении последних месяцев после победы, не давая ни капли покоя.

Окутанная дымом, умирающая громада Хогвартса, так и не изгладившись из памяти, видится мне среди кротко набегающих волн, мирно дремлющих домиков и оранжевых отблесков на линии горизонта…

Рассекающие ночь вспышки, и запутанный бег от разящих Пожирателей, когда неизлечимо колет в боку, но нет возможности остановиться. Громкие надрывные крики тех, кто сумел остаться в живых, а после… пронзительная тишина и страшный сладковатый запах смерти, невидимой паутиной расползающийся по стылым разрушенным коридорам.

Бесконечная усталость и безысходность, вылившаяся в череду кошмарных снов, даже тогда, когда всё закончилось и Волдеморта не стало. Как оказалось, победа оставила после себя горькое тягостное послевкусие — невозможность ничего изменить.

«Красивая».

Без сомнений повторяет Малфой, веером рассыпающий лучезарность, и утягивает меня в настоящее, разметав прошлое ослепительной ломаной вспышкой.

Всё исчезает…

И между нами остаются последние солнечные блики, запах пряностей и сладко-солёный ветер западного побережья.

Я вижу, как он отводит камеру от лица, чтобы рассмотреть получившийся снимок, и ясный облик ещё больше — разительно! — светлеет. Призрачный и воздушный, словно прекрасное видение, сейчас он кажется мне подлинным отражением солнца…

В глазах появляются непрошеные слёзы, и все силы уходят на то, чтобы не заплакать в голос, потому что Малфой одним порывом сумел окончательно сломать — починить? — меня.

Когда яхта подплывает ближе, оставляя между нами всего несколько метров, он отправляет шляпу в полёт, и та послушно возвращается ко мне, бегло протанцевав в наступающих сумерках.

Наша случайная встреча, несущая неизбежное расставание, быстротечна, как вода, и Малфой, провожая меня задумчивым взглядом, на мгновение становится почти серьёзным. Светлая грусть появляется на безмятежном лице, и перед тем как он окончательно исчезает, я ловлю странное…

«Знаешь… А я был рад».

Натянутая, как леска, струна звонко обрывается, и ощущение необыкновенной лёгкости рождается внутри. Я лихорадочно перебираю содержимое сумочки, вскакиваю с места, и, бросившись к парапету, омываемому волнами, неловко оскальзываюсь на булыжниках, пытаясь сохранить равновесие. Ветер свободно полощет подол намокшего платья, и, перегнувшись через перила, я спешно вытягиваю руки над водой, чтобы Малфой появился в дрожащем кадре.

Больше всего я боюсь не успеть.

Палец ложится на кнопку, и мир раскалывается новой пламенной вспышкой…

Погружаясь в прохладную ночь, яхта быстро тает и через несколько минут становится похожа на мерцающий кружок среди ласковых фиолетовых отсветов, пахнущих водорослями, солью и чистотой.

Со снимка, оставшись на память, мягко улыбается красивый загорелый мальчик, чьё спокойное лицо густо обрамляют угасающие лучи солнца, кротко озаряющие венец золотисто-медовых волос.

«Удивительно… Но я тоже».