— Потому что пили речную воду, так ведь? Том Ньюман оплачивал постройку моста, — опять напомнила она, словно это обстоятельство угрожало ей лично. Я услышал, как напряглась у нее челюсть, и увидел холодную голубизну ее немигающих глаз, когда она произнесла: — А муж мой помогал укладывать камень… он может быть следующим, отче.
Наши пальцы все еще соприкасались, но теперь я отнял ладонь.
— Тело, найденное сегодня, — не второй человек, — сказал я, — но все тот же — Ньюман. Томас Ньюман и никто другой. За три дня его снесло лишь на милю вниз по течению. Нет второго человека. Нет никаких знамений от Господа. Впрочем, одно знамение имеется, но не то, о каком ты думаешь. Его рубаху нашли в камышах, священном месте. И сейчас он в руках Божьих — Господь позаботился о нем.
Она не ответила, пальцы ее соскользнули с решетки. И она всхлипнула.
— Пустое суеверие думать, будто Бог наказывает нас. По-твоему, Ему ненавистны мосты? Неужто ты не слыхала о больших мостах в Риме или… в Вэйде?[6]
Там возвели мост, и городок стал как новенький. — Я умолк: других примеров я не знал.Тишина; такую, помнится, я слышал под водой. И она заливала мне уши. От этой женщины меня отделяла дубовая доска толщиной в ладонь, и тем не менее я слышал, как прядь волос щекочет ей щеку, а мне казалось, будто метлой по двору проходятся.
— Он в руках Божьих, — шепнула она. Затем шепотом погромче и порезче: — А мы, отче?
— Мы тоже.
— Правда?
— Ты боишься Бога?
Молчание.
— Тебе надлежит бояться лишь того, что не есть Бог.
Она шмыгнула носом:
— Выходит, второго утопленника сегодня не было?
— Не было второго.
Протяжный выдох. Я бы попросил ее прочесть
— Тебе есть в чем покаяться?
Она покачала головой:
— Я же вчера приходила.
Верно, приходила и призналась, что съела последнюю ложку меда, не поделившись с мужем; я не замедлил отпустить ей этот грех.
— Ты сказала, что по дороге сюда услыхала про утопленника…
— Но мне не в чем каяться, отче, просто… в последнее время я совсем потерялась. И только хотела, чтобы вы меня утешили. Все так непонятно кругом, и мне нездоровится. Может, это из-за него.
И я представил, как она поглаживает белой ладошкой свой живот.
— Ты утешилась? — спросил я.
— Да. Спасибо, отче.
— Тогда на этом всё?
— Пожалуй.
Боковым зрением я почти разглядел, как ее алебастровые пальцы торопливо чертят крест в воздухе. С колен поднималась она медленно, с усилием, а потом выпуклая округлость ее обремененной утробы заполнила собой решетчатое оконце — явилась, будто планета, что с натужным гулом катится по небу.
Страсть
День прибавлялся с каждым мгновением. Сердце мое стукнуло, затем опять, и я подумал: “Настанет день, когда сердце мое стукнет, а следующего удара уже не будет. И что тогда уготовано мне?” Свет помутнел, превратив зернистый камень в тоскливую серо-желтую шероховатость, похожую на неваляное сукно. Я забыл поесть и успел оголодать.
Беда в том, что прихожане мои суеверны, и такими они были всегда. Они живут в непрестанном ожидании кар Господних и во всем усматривают угрозу, поскольку Бог в их понимании непредсказуем. Воля Его слишком часто вгоняет их в дрожь. Это по Его приказу разбушевалась река, полагают они. Он загубил того-то и того-то, потому что они повели себя так-то и так-то. Бог нашлет на них оборотней из северных лесов, и те пожрут их детей, а еще Он умножит число морских чудищ, что плавают в океанах, где другого берега никогда не видно.
Я твержу им: нет, нет, не этого надо страшиться, ваши суеверия отжили свой век. Ныне мы знаем, что не существует ни оборотней, ни огромных морских чудищ, это всё детские сказки. Существуют лишь духи — зловредные духи; как и мы, они живут на Божьей земле, но они не творения Божьи. И это не тайна за семью печатями — люди куда более проницательные, чем я, сумели распознать природу этих тварей. Духи обитают на земле для того, чтобы испытать нас на крепость; когда что-нибудь умирает и начинает гнить, гниющая материя, которой нет места на небесах, испускает дурно пахнущее облако малюсеньких частиц — это и есть духи, что насылают на нас болезни разные, калеча наши тела и судьбы. Частички эти очень мелкие, бесцветные, их трудно заметить, они вроде крапинок и бликов, мелькающих в воздухе или в воде, но сумей мы поймать их и разглядеть, то увидели бы, какие они черные, шустрые, изворотливые и блестящие, одна частичка никому не навредит, но в несметном числе они становятся пагубой.