Ветеран Армагеддона

Поскольку Дымок был еще тем котярой, по отношению к кошкам он вел себя иногда весьма предосудительно и непристойно.

Выйдя на балкон, он принимался игриво мяукать, призывая таким образом кошечку, жившую этажом ниже. Прелестная была кошечка, пушистых серых тонов с весьма миловидной мордочкой и грацией, присущей молодым самкам. Дымок мяукал страстно и призывно, что и говорить, его призывы были услышаны. Представляете, эта дура лезла на восьмой этаж, рискуя каждый раз сорваться, а мой наглый кот рвал цветы любви и, закончив свое дело, терял к самочке всякий интерес и уходил в комнаты, предоставляя подруге самостоятельно решать вопросы спуска. Разумеется, что она принималась орать на балконе и приходилось ее относить соседям. Нередко они предупреждали меня, что будут подавать на алименты — уж больно несомненной была эта связь. К слову сказать, если бы на меня подавали в суд хозяева всех кошек, с которыми он имел дело, я бы остался неимущим — наследственные признаки Дымок передавал котятам не хуже султана из какого-нибудь азиатского гарема. В серых шкурках с белыми пятнами щеголяло более двух третей молодого кошачьего населения нашего двора, разглядывая мир зелеными нахальными и, я бы сказал, наглыми глазами. Не было во дворе кошки, к которой мой кот не проявил бы внимания. За это он однажды был оригинально наказан соперниками.

Однажды кот, как обычно, выбрался на улицу понюхать апрельские цветы и понежиться среди зеленеющих кустов смородины. Тут мимо пробежала прекрасная представительница противоположного пола. Она была хороша собою и прекрасно это понимала. Разумеется, Дымок сразу же сделал стойку и отправился за ней вихлявой и насквозь порочной походкой кошачьего дона Жуана. Кошечка увлекла его на кучу грунта, оставшегося после раскопки коммунальщиками теплотрассы. Остановившись на самой вершине, она кокетливо разглядывала сверху приближающегося Дымка. И вот в то время, когда Дымок уже предвкушал, как он прижмет ее лапами к своей лохматой груди, откуда-то с разных сторон к нему метнулись с яростным ревом два кота. Когда я подошел, все было кончено: обольстительница скрылась, как и напавшие на Дымка коты, а сам Дымок валялся в яме в луже густой весенней грязи. Доставать его пришлось мне. Он был жалок! Я даже подумал, что полученный им суровый урок навсегда отучит его от волокитства, но зря — немного оправившись, он стал вести себя еще более развязно, предаваясь любовным играм где только возможно.

Обидевших его соперников он отловил по одному и заставил их пожалеть о своем безрассудном поступке. Экзекуцию лучше не описывать, достаточно посмотреть на драку боксера с пьяным хулиганом во дворе дома. Методы Дымка и боксера имели определенное сходство. Он вел себя, как Владимир Кличко, встретившийся на ринге с хамоватым боксером из Англии, а именно — бил соперника, как только хотел, оставляя противнику право бить, как сумеет.

Глава восьмая

Коты жуткие индивидуалисты. Обычно кота никто не интересует — забившись под стол или вытянувшись на подоконнике, кот мирно предается философским размышлениям о своем месте в мире (разумеется, он считает себя центром обозримой Вселенной) и о роли окружающих его существ. Своей созерцательностью кот напоминает китайских мудрецов, кажется, что он основательно освоил принципы Дзен. В обычное время своей неподвижной монументальностью кот похож на Будду, впавшего в нирвану. Именно в такой день я застал Дымка в библиотеке. Кот лежал на полу, перед ним белел страницами раскрытый томик Монтеня, и наш домашний любимец сосредоточенно водил глазами по строкам. Через некоторое время он цапнул когтем несколько страниц и снова уткнулся в текст. Пойманный за этим занятием, Дымок весьма смутился, отбросил книгу в сторону и принялся ловить собственный хвост, пытаясь отвлечь мое внимание от своих занятий. В случайность я не поверил, разумеется! Он и за Толстым с Достоевским сиживал!

Там не менее случаются дни, когда котам надоедают размышления и хочется поговорить. Обычно они мяукают, но известны случаи, когда коты лихо выговаривали слова «мясо» и «мама». Дымок по-человечески не выражался, хотя я предполагал, что человеческий говор он знает лучше иных представителей человеческого рода. Впрочем, никто в семье не настаивал.

Дымок любил валерьянку, однако, выпив, терял над собой контроль и всем своим видом оскорблял кошачье достоинство и общественную нравственность, валяясь на полу и пытаясь поймать свой собственный хвост.

Протрезвев, он нравственно стыдился себя недавнего, забирался под потолок и тихо отлеживался на шкафу, пока окружающие не забывали о недавнем его падении.