Ветка шиповника встречи пророчила (СИ)

Послышались тихие шаги. Дин повернул голову на звук — Нико, сделав пару шагов вперед, остановился напротив Энемун, заглядывая в её голубые глаза. Девушка была ниже его, белое платье чуть вытягивало её, но взамен подчеркивало болезненную худобу.

Они долго смотрели друг другу в глаза, не отводя взгляд, не моргая, будто гипнотизируя. Наконец, девушка чуть улыбнулась, и Нико, ответивший бледной улыбкой, аккуратно достал из кармана свою пару цветов и протянул их девушке.

— Что ты делаешь? — возмутился Дин.

— Это её сестра, — просто ответил тот, продолжая неотрывно глядеть на Энемун, что приняла бутоны с счастливой улыбкой и полностью переключила на них своё внимание. Оставшись довольным подобной реакцией, Нико наконец повернулся к братьям.

— Боюсь, на этом наши пути расходятся. — сказал он.

Что-то изменилось в нем за эти пару мгновений. Возникало чувство, будто он тверже стал стоять на земле. Когда сын Аида посмотрел на братьев, глаза его, казалось, светились изнутри, взгляд был спокойным, со странной светлой печалью на дне.

— «Спаси её» — сказал мне тогда призрак. — задумчиво проговорил он в пустоту, — Однако я до сих пор не понял, кого именно из вас должен спасти. — он грустно усмехнулся, — Я желал, того же, что и ты, но, помедлив, опоздал. Не медли, Энемун. «Освободить жизнь из оков оболочки может лишь огонь», так сказала она. Анита.

Глаза девушки раскрылись в удивлении, она склонила голову в знак благодарности, и Нико, опустив свою в ответ, сделал пару шагов назад, в темноту.

***

Ночь медленно заявляла о своих правах. Солнце давно уже опустилось за горизонт; об ушедшем дне помнило лишь небо, что всё ещё было светлее на западе. Огромный диск желтой луны, появившейся на востоке, был похож на головку сыра; он щедро ласкал стоящих лучами призрачного света, даря нетерпение одной и боязливую настороженность другим, что только усилилась с тех пор, как исчез Нико. Казалось, что только он связывал братьев и неординарную ситуацию, в которой они оказались — когда нечисть не жаждет твоей отдающей железом кровушки, то возникает какая-то неловкость между охотниками, которые, наверно, ошиблись координатами.

Пока Винчестеры размышляли о сложившейся ситуации, Энемун то и дело кидала нетерпеливые взгляды на полную луну; руки её нервно подрагивали, и девушка уже в который раз переплетала пальцы, чтобы через пару секунд расцепить их и начать поправлять невидимые складки на юбке.

Наконец, решение было принято, и Дин, всё ещё неодобрительно хмурясь, протянул раскрытую ладонь с покоившимися на ней цветками. Энемун, улыбнувшись, протянула в ответ свои ладони, сложенные вместе. Дин, будто вспомнив нечто, тут же одернул руку:

— И что вы планируете делать, когда она очнется?

— Если она очнется, — поправила та странным голосом. Улыбка вмиг слетела с её лица, будто смытая водой акварель, — Мы покинем город и никогда сюда больше не вернёмся.

— Куда же вы пойдёте? — тихо спросил Сэм.

— В родные леса, — Энемун пожала плечами, — Вернемся домой, откуда и пришли. Мы больше не пересечемся с вами по собственному желанию, охотники.

Сэм, забрав из рук брата цветы, сделал два шага вперед и вложил их в ладони девушки.

— Спаси её, — так же тихо, стараясь не разрушить созданную атмосферу, прошептал младший.

— Надеюсь, мы не пожалеем об этом, — фыркнул сзади Дин, и вся идиллия осколками стекла разлетелась в разные стороны.

Девушка кивнула, улыбаясь уголками губ.

Они у неё. Все четыре. План был просто идеален. И она намеренна вернуть всё так, как и было. Тогда, когда её сестра была жива.

…Свежие цветочки увядают под её пальцами, засыхают, скрючиваются. Кончики лепестков становятся острыми, крошатся под стремительными порывами ветра. Она отрывает бутоны от тонких веточек и на них словно за пару мгновений опускается вся тяжесть времени, от которого они умело прятались все эти дни, недели, годы. Чуть светятся в тягучей полночной темноте. Жизнь, сокрытая в них, наконец выбирается через прорехи в пожухлых лепестках.

Сложив цветки на груди неподвижной

мертвой

сестры, она просит у братьев зажигалку или спички. Удивившись, Дин всё же протягивает ей коробок. Девушка поджигает один из бутонов, ссылаясь на подсказку тети, и кладёт его к другим. Втроём, под полной луной они наблюдают, как огонь перекидывается на соседние цветы, и свет, сиявших ранее столь тускло, разгорается с новой силой, легко освещая всю поляну, откидывая длинные тени от могил — предчувствуя скорое освобождение.

К удивлению братьев, огонь не принялся за старую, рваную черную тряпку, что служила черноволосой сестре Энемун одеждой. Зато белое платье, в котором была последняя, неожиданно задымилось чуть выше уровня груди (именно в том самом месте, где лежали цветы на теле убитой), почернело, начало тлеть. Девушка зашипела, запрокидывая голову, пальцы сжались в кулаки, впиваясь острыми ногтями в ладонь.

Огонь тем временем сжег увядшие бутоны и потух, как и яркий свет, струившийся из них. Казалось, стало ещё темней, чем было прежде. Ослепшие, Винчестеры не сразу заметили, как девушка бросилась к сестре, прошептав:

— Анисия…