Сделаем это на загорской объездной, хотя какой он сейчас, к лешему, Загорск?! Нужно пролезть в «горлышко» и перевести дух, а то будет всю остановку довлеть над тобой, будто гул пикирующего самолёта, мысль о том, что через «горлышко» ещё ползти предстоит.
О пикирующем самолёте. Мыслями возвращаюсь в детство. Серпухов, пойма Оки. Мы, я, сестра, папа и мама копаем картошку у тётки на огороде. Огород разбит в пределах бывшего колхозного поля. Фоном в небо по очереди с аэродрома, что базируется рядом, взлетают спортивные самолёты. Один из них, с пилотом-шутником за штурвалом, «откатав» свою программу делает на прощанье петлю в небе и затем резко снижается над огородами. Я чувствую нарастающее давление в барабанных перепонках, что усиливается вместе с приближением дюралевого красного брюха. Папа мне что-то кричит, но я уже ничего не слышу. Громоподобный рёв, порыв ветра, срывающий с меня джинсовую кепку, раскачивающий тоненькие плодовые деревья вокруг. Воздух над нами режет тень, и затем железная птица скрывается дальше за защитной посадкой. Я перепуган и представляю в отместку, как всаживаю в брюхо самолёта одну за одной пули, что сливаются в общую очередь, прямиком из рожка воображаемого мной автомата, которого в руках у меня естественно нет.
– Козёл, – посылает в след проклятие тётка.
– В войну, – со знанием дела рассказывает папа, имея в виду, конечно Великую Отечественную, – когда заканчивался боезапас, наши лётчики снижались над немецкими позициями и увеличивая скорость преодолевали звуковой барьер.
– Зачем? – округляю я от интереса глаза.
– Хлопок при преодолении звукового барьера раздаётся. Глушило в окопах фашистов, контузило.
Что-то там ещё было в рассказе этом, не помню уже. А наше повествование следует вместе с путешествием:
«Ребята, пролезли мы в «горлышко»! Дальше объездная дорога пошла, что пролегает разогретым асфальтом вокруг Сергиева Посада. На ней и постоим, переведём дух. Привал впереди! Ура, товарищи!»
Хронометр фиксирует время, близкое к десяти часам утра. Экран планшета, на котором открыто приложение навигатора, сообщает нам, что нынче суббота.
5. Поезд «Ветлуга»
Путешествие наше прилетело ко мне прямиком из детства. Только описываемый путь мы проделывали раньше не на автомобиле, а по железной дороге… да и страна тогда другая была.
Вспоминаю ещё одно счастливое лето. Я, моя сестра Лена и папа с мамой приезжали на Ярославский вокзал, что у метро «Комсомольская» раскинул свои перроны, и садились в сказочный поезд с красочными надписями по бортам вагонов: «Ветлуга». Поезд следовал до Шарьи, но мы сходили раньше. В центре Костромской области, утонув в Костромских же лесах стоит по сей день городок Мантурово, с аккуратными разноэтажными домиками, весь в зелени деревьев да кустарника, в садах и огородах. Заводы и фабрики, которые в то время давали городку жизнь, тоже утопали в зелёных посадках. Город был взят в окружение плотным кольцом боров, с соснами-исполинами – сёстрами корабельных мачт, беломошником, а за ними (борами) простирались картофельные поля. Зеленели листья деревьев защитных посадок у автомобильных дорог, по краям стояли сбитые из досок заборчики, причудливо сложенные «домиком» и подпирающие друг друга как два пьяных товарища завалившись «один на другой».
– Для чего это? – интересовался я у папы, показывая ему через окно, – вот, вот, опять проехали… Для чего так делают?
– Для того чтобы зимой снег скапливался – отвечал тогда со знанием дела папа.
Я смотрел вокруг и запоминал – будет чем удивить ребят во дворе – у нас такого не встретишь.
***
Состав к перрону Ярославского вокзала подтягивал маневровый тепловоз, зеленого цвета с большим гербом Союза либо с красной звездой, прикреплённой, как мне казалось, на месте носа. Медленно, неспешно, основательно, подкатывались пока ещё пустые вагоны. Через толстые двойные стёкла были видны открытые двери купе, для удобства поднятые верхние и нижние полки. На задранных вверх деревянных столиках закреплены белые с синими двойными горизонтальными полосками скатерти, больше напоминающие своей толщиной полотенца. Состав замирал, со скрипом отворялись тамбурные входные двери вагонов и пассажиры, в сопровождении провожающих, стремились попасть внутрь, занимая места, согласно купленным билетам.
Родители брали целое купе. Папа с мамой распаковывали и укладывали в подседельные короба сумки, а мы с сестрой сидели по обе стороны от столика и долго и упорно вглядывались в сгущающиеся московские сумерки, будто грязную вату пытались проткнуть их своими взглядами.