Ветхий Завет и его мир

Книга Договора представляет собой комплекс, сложившийся в результате слияния собственно израильских и доизраильских палестинских (т. е. ханаанейских) правовых норм в новый свод, испытавший влияние месопотамской и малоазиатской (хеттской) юридической традиции. Она возникла, по-видимому, в обстановке острого политического кризиса 40—30-х годов IX в. до н. э., когда к власти пришла царица Гофолия, истребившая всю царскую семью, кроме одного из царевичей — Иоаса, спрятанного в храме. В 836 г. до н. э. царица Гофолия была свергнута и убита, причем, по свидетельству ветхозаветного Историка (2 Цар. [4 Цар.] 11:17—20), при возведении на престол малолетнего тогда Иоаса имел место разгром языческого культа Баала и был заключен договор между Яхве и царем и народом. Этот договор следует, по всей вероятности, поставить в связь с Книгой Договора, включенной в Пятикнижие. Примечательно, что описание разрушения храма Баала и уничтожения его статуй (2 Цар. [4 Цар.] 11:18 и 2 Хрон. [2 Пар.] 23:17) почти дословно совпадает с соответствующим предписанием Книги Договора. В Книгу Договора, видимо, была внесена и сводка правовых норм — Приговоры (Исх. 21:22).

По-видимому, тогда же к Книге Договора был присоединен и Кодекс святости. Он возник, судя по его расположению, до Книги Договора. Возможно, известное представление о времени и обстоятельствах его создания дает близость речи и молитвы царя Соломона, произнесенных, по преданию, при освящении Иерусалимского храма (1 Цар. [3 Цар.] 8), к увещаниям Кодекса святости (Лев. 18:2—5; 19:37; 20:7—8, 22). Кажется возможным, отталкиваясь от этого, датировать Кодекс святости промежутком между 961—954 гг. до н. э.

Помимо перечисленных выше существовали и другие аналогичные сводки правовых текстов, которые, однако, составитель Пятикнижия не использовал. Так, известно, что в Сихеме, представлявшем собой религиозный и политический центр племен Ефрем и Манассия (а они были костяком Израильского царства), имелась Книга Учения бога, составление которой предание (Нав. 24:25—27) приписывает Иисусу Навину. Поскольку Сихем соперничал с Иерусалимом как пункт, где находилось святилище Яхве, основанное самим Иаковом (Быт. 33:20), как город, куда совершаются паломничества (Ос. 6:9), эта книга была противопоставлена сочинениям, имевшим хождение в Иудейском царстве. Естественно, стать в один ряд с последними она не могла, и составитель Пятикнижия ее отверг, несомненно, по принципиальным соображениям. Не случайно пророк Осия говорил, имея в виду Израильское царство (Ос. 4:6):

Будет уничтожен мой народ
из-за отсутствия Знания.
Так как ты Знание презрел,
то и я с презрением отрину тебя
от жреческого служения мне.
И ты забыл Учение твоего бога —
забуду твоих сынов также и я.

Но это может означать только, что, по мнению пророка, книга Иисуса Навина не была изложением подлинного Учения. В ветхозаветном предании легенда, воспроизводящая традиции североизраильских племен, переосмысливается: книга Иисуса Навина выступает уже как одна из записей учения Моисея, но рассказчик подразумевает совсем не то, что было на самом деле.

В основе ветхозаветных законов лежит представление о правде-справедливости. Вместе с милосердием, благополучием и истиной правда была, по мнению эпохи, мифологическим существом, порождаемым космическими первоэлементами и олицетворяющим вселенский миропорядок и всеобщую гармонию (Пс. 85:9—14). Она определяет и направляет действия Яхве, но она же должна быть основой и сущностью власти (прежде всего царской власти) и суда. Пятикнижие буквально переполнено увещаниями вершить правду и справедливость, особенно по отношению к социально слабым — сиротам, вдовам, беднякам, батракам, неполноправным «жильцам и поселенцам» (напр., Втор. 24:14—15, 17—22; Исх. 22:20—23; Лев. 19:32—37). Любое нарушение правды, т. е. отступление от мирового порядка, могло иметь, как полагали, далеко идущие катастрофические последствия для всего мироздания. В более узком плане оно угрожает стабильности общества и самому его существовало нию. Этим обусловлена беспощадная суровость наказаний: как правило, это смерть, т. е. удаление преступника из мира живых в потусторонний мир.