Ветхий Завет с улыбкой

— Что делаешь, придурок! Отпусти меня сейчас же! Не делается так в Израиле. Не бесчести меня, ибо куда пойду я с моим бесчестием? И ты, ты будешь одним из безумных в Израиле. Поговори с отцом, не откажет он отдать меня тебе законным путем.

Но Амнону, видно, моча в голову ударила, не хотел слушать слов ее, преодолел он ее и взял силою.

Сотворив то, что сотворил, Амнон то ли от стыда, то ли от страха за последствия мгновенно возненавидел Фамарь величайшею ненавистью, которая была сильнее любви, какую он имел к ней.

И сказал Амнон Фамари, удовлетворив плоть свою извращенную:

— Встань и поди вон!

— Ну, нет, братец мой! Прогнать меня теперь — это зло больше первого, которое ты сделал со мною.

Но Амнон позвал отрока своего, который служил ему, и сказал:

— Прогони-ка от меня эту потаскушку вон и запри дверь за нею.

Месть Авессалома

На Фамари была разноцветная одежда, ибо такие верхние одежды носили царские дочери-девицы. Понял отрок, чья дочь эта девица, но слово господина важнее — вывел ее слуга вон и запер за нею дверь. Посыпала Фамарь пеплом голову свою, разодрала разноцветную одежду свою, положила руки свои на голову свою, и так шла и вопила.

Увидел ее брат ее единоутробный Авессалом и, догадавшись обо всем, спросил:

— Не Амнон ли, брат твой, который все увивался вкруг тебя, сотворил зло над тобою? Но теперь молчи, сестра моя: он — брат твой, не сокрушайся сердцем твоим об этом деле.

Стала после этого жить Фамарь в одиночестве в доме Авессалома, брата своего.

Но шила в мешке не утаишь: докатилась молва и до царя Давида. Услышал все царь Давид сильно разгневался, однако не опечалил духа Амнона, сына своего, ибо любил его, потому что тот был первенец его. А еще, видимо, и потому, что сам был кобелино тот еще, а как известно, яблочко от яблоньки недалеко падает.

Авессалом же не говорил с Амноном ни худого, ни хорошего, но возненавидел он Амнона за то, что тот обесчестил сестру его.

Через два года было стрижение овец у Авессалома в Ваал-Гацоре, что у Ефрема, и Авессалом решил позвать всех сыновей царских. Позвал он и отца своего, но тот ответил, что не царское это дело в овцах ковыряться, однако отпустил Амнона и всех других царских сыновей на помощь Авессалому.

Перед началом работы сделал Авессалом царский пир для всех стригалей. Еще до пира Авессалом приказал отрокам своим:

— Смотрите, как только развеселится сердце Амнона от вина, и я дам вам знак, замочите эту падлу Амнона. Не бойтесь, это я приказываю вам. Будьте смелы и мужественны!

И вот когда Амнон надрался пьяный в стельку, отроки Авессалома поступили с Амноном так, как приказал Авессалом. Перепугались остальные царские сыновья, вскочили на своих мулов и дали дёру.

А молва бежала впереди них: когда они были еще на пути, дошел слух до Давида, что Авессалом умертвил всех царских сыновей, и не осталось ни одного из них. Встал царь, разодрал одежды свои, и повергся на землю. Как по команде, и все слуги его разодрали одежды свои вслед за царем.

Но Ионадав, сын брата Давидова, сказал:

— Пусть не думает господин мой, что всех царских сыновей умертвили. Один только Амнон убит, ибо у Авессалома был этот замысел с того дня, как Амнон обесчестил сестру его. А тому поделом: по всем законам Израиля быть ему убиенным за насилие.

В это время отрок, стоявший на страже, увидел, что много народа идет по дороге по скату горы. Пришел страж к царю и возвестил го об этом. Тогда Ионадав сказал царю:

— Очнись от несуществующего горя, царь! Вон идут твои сыночки целы и невредимы. Как говорил тебе я, раб твой, так оно и есть.

Подошли царские сыновья, и подняли вопль. И сам царь и все слуги его плакали очень великим плачем. Авессалом же убежал и пошел к Фалмаю, царю Гессурскому в землю Хамаахадскую и пробыл там три года.

И не стал царь Давид преследовать Авессалома, ибо утешился о смерти Амнона.

Возвращение Авессалома

Не зря говорят, что время лечит (кроме тех случаев, когда калечит). Заметил Иоав, что сердце царя обратилось к Авессалому. И послал Иоав умную женщину и сказал ей:

— Притворись плачущею и надень печальную одежду, и не мажься елеем, и представься женщиною, много дней плакавшею по умершем, и пойди к царю и скажи ему так и так.

И вложил Иоав в уста женщины той, что ей сказать надобно. Вот вошла женщина Фекоитянка к царю и пала лицем своим на землю, и поклонилась и сказала:

— Помоги, царь, помоги!

— Чего тебе, старая?

— Я давно вдова… У рабы твоей было два сына. Oни поссорились в поле, и некому было разнять их, и поразил один другого насмерть. И вот, восстало все родство мое, говорят: «Отдай братоубийцу, мы убьем его за душу брата его, которую он погубил, и истребим даже наследника». А ведь так они погасят единственную оставшуюся искру мою, чтобы не оставить мужу моему имени и потомства на лице земли.

Ответил царь женщине, чтобы та спокойно шла домой, а он даст приказание о ней. Но женщина Фекоитянка продолжала:

— Позволь рабе твоей сказать еще слово господину моему.

— Ну, говори, говори да поживее. У меня дел государственного значения невпроворот.