Народ, ходящий во мраке,
увидел великий свет,
Живущим в кромешной тьме
свет воссиял им…
Ибо иго, над ним тяготевшее,
ярмо на плечах его
и жезл угнетателя его
Ты сокрушил, как в день Мидиама.
И всякий солдатский сапог,
и в крови валявшийся плащ
Сожжены будут,
отданы в пищу огню.
Эту вожделенную победу принесет Помазанник Ягве, рожденный для Его незакатного славного Царства.
Ибо для нас рождено дитя,
сын нам дан;
Владычество на плечах его
и нарицается имя его:
Чудо-Советник
Бог-крепок,
Отец вечности,
Властитель покоя.
Велика Его власть,
Его мир беспределен
На престоле Давида
и над царством его.
Утвердил Он его и упрочил
справедливостью и правдой
Ныне и вечно.
Это сделает ревность Господа Сил.
9.2-7
Подобно тому, как Эммануил, имя царственного младенца, означало спасение Сиону во дни сирийской угрозы, так и теперь Сын Давидов нарекается символическими именами. Прямо царем он не назван, вероятно, с целью подчеркнуть, что единственный Царь — это Бог. Шеветханогес — Чудо-Советник — знаменует мудрость Помазанника; Эл-гибор — Бог-крепок — означает, что Его власть будет утверждена силой Ягве; Аби-ад — Отец вечности — указывает на необоримость мессианского града;, Сар-шалом — Властитель покоя[4] — говорит о конце зла и страданий после воцарения Мессии.
Главное, что отличает это пророчество от прежних картин мессианской эры, — это ясное указание на
Впрочем, сын своего времени, Исайя не всегда мог целиком отрешиться от понятий той эпохи. Чудесный Царь некоторое время еще носил у него черты политического мессии. Только в конце жизни надежда на политическое освобождение перерастет у него в чаяние всеобщего исцеления мира от зла.
Итак, венец спасения — Божие Царство, властитель его — Мессия-Христос. Тема эта сначала входит в Ветхий Завет робко и неуверенно, но постепенно слышится все громче, захватывает все большее пространство и наконец становится ведущей в уповании Израиля. Мессия-личность… Помазанник, который восстановит мир между Творцом и людьми.
Если бы это пророчество не свершилось в Новом Завете, то мы должны были бы признать, что пророки обманулись и что вся вера Израиля была тщетной и пустой грезой. Но это свершилось и свершилось с такой невероятной реальностью, что принять чудо оказалось не по силам многим в Израиле. Метафоры пророческой поэзии перестали быть метафорами.
Когда Церковь в Рождественский сочельник повторяет гимн Исайи о Помазаннике Господнем, каждое слово его наполняется живым и вечным значением, ибо поистине Сын Марии — Сын Давидов основал на земле вечное Царство и даровал миру истинное спасение. «С нами Бог, разумейте языцы и покоряйтеся, яко с нами Бог!»
Самария и Сион
727 — 705 гг.
Вавилон и Египед — две грозовые тучи, а между ними Израиль — молния.
Говоря о наводнении, затопляющем Израиль, пророк Исайя избрал образ, наиболее точно отражающий судьбу народа Божия в ассирийскую эпоху. Все выше поднимались воды, все меньше становилась спасительная суша, превращаясь в крохотный островок. Но трагедия Израиля усугублялась тем, что оба еврейских царства собственными руками приближали конец. Мир, сплоченность, веру они променяли на племенную гордость, распри и химерические проекты.
Когда в 727 году умер Тиглатпаласар III, самарийский царь Гошея вошел в сговор с египтянами и стал задерживать посылку дани в Ассирию. Лазутчики донесли Салманасару V о военных приготовлениях в Самарии, и Гошея как изменник был схвачен и брошен в темницу.
Однако, лишившись своего царя, эфраимиты не опустили стяга восстания. Нашлись военачальники, которые возглавили армию, а стены Самарии казались скалой, которую не могут сокрушить никакие тараны. О причиненных вторжением Тиглатпаласара бедствиях вспоминать не хотели; повсюду распевали задорную песню повстанцев: