Ветки кизила

— Кроме них была еще и медсестра, вдова, которая ухаживала за Реджепом. Когда я получил эту новость, хочешь не хочешь, а работу в Балье пришлось оставить. Я вернулся в Черкессию и начал работать. Но у нас уже третий год подряд засуха. В этом году урожая, собранного крестьянами, не хватило даже на то, чтобы заплатить налог… А детвора хочет есть и пить, тут и говорить нечего… Короче, все потихоньку стали покидать деревню… Некоторые мужчины уехали на заработки в Эскишехир[14], Анкару и Стамбул. А женщины и дети ушли в сторону Карадениза[15]… — продолжал свой рассказ Йорганоглу.

— Хорошо, а как же ваши дома, поля?

— Мы же не можем уложить это в телегу и перевезти… Смогли взять только покрывало и наш небольшой скарб… В Балье я заработал всего десять лир, но мы их уже проели.

— Куда же ты теперь ведешь этих малюток? — дрожащим голосом спросила Наридэ-ханым.

Йорганлы безнадежно пожал плечами:

— А кто ж его знает… Куда Аллах приведет… Думаю взять в долг у медсестры из Гёзтепе пять-десять курушей и снова отправиться в Балью… Может, найду там какую-нибудь работу.

— А дети тебе не помешают?

— Помешают или нет… Что делать? Не могу же я бросить их на улице на произвол судьбы… Я сыт, и они сыты. Я голоден, и они голодают… Я кое-что забыл сказать… Два месяца назад мать этих детей умерла. Никого больше не осталось у них, кроме меня и Аллаха. — Йорганлы улыбнулся, повернувшись к Гюльсум: — Что поделаешь, Гюльсум… Аллах не прошел даже мимо слепого волка… Конечно же, и нам он пошлет пропитание…

Наридэ-ханым наконец приняла решение и ласковым голосом сказала:

— Гюльсум, оставайся-ка у нас. Ты мне очень понравилась. Я сделаю тебя приемной дочерью. У нас есть трехмесячный ребенок… Когда уйдет его кормилица, ты станешь ему нянькой. Я сама соберу тебе приданое; сама сделаю тебя невестой… Ты будешь молиться за меня, согласна?

Йорганлы и Гюльсум почему-то не восприняли слова Надидэ-ханым всерьез и улыбались.

Женщина продолжила:

— У меня была приемная дочь Зюбейдэ. Она попала ко мне в возрасте пяти лет. Я не отделяла ее от родных детей. Им платье — и ей платье… Им развлечение — и ей тоже… Слава Аллаху, наш дом — полная чаша… Мы ни в чем не нуждаемся… У нас есть прислуга для любой работы… Все, что ей нужно было делать, это есть, пить, гулять и радоваться жизни. Однако она оказалась мерзавкой… Она вобрала в себя все: и ложь, и интриги, и воровство, и нечистоплотность, и лень, и невоспитанность, в общем, все плохое… Когда она немного подросла, к этому прибавилось еще и распутство. Но во мне живет страх перед Аллахом: не могла выгнать ее из дому. В конце концов она сбежала со слугой молочника, когда ей не исполнилось еще и четырнадцати. Клянусь Аллахом, те, кто видел ее приданое, кусали локти от зависти.

Йорганлы нахмурился. Он тянул себя за редкую бородку, до такой степени не мог понять подобной черной неблагодарности. Как могла эта девочка, видя столько добра от этой сладкоголосой, похожей на ангела ханым-эфенди, так подло поступить с ней? Так и не найдя разумного объяснения, он печальным голосом произнес:

— Понятно, что тот ребенок был испорченным, ханым-эфенди… Что ни делай, но для человека, впитавшего пороки с молоком матери, — все напрасно… Но наша Гюльсум не такая. Она очень чистый ребенок.

Дело приняло серьезный оборот. Йорганлы рассказывал происхождение ребенка, говорил, что ее отец и мать были очень порядочными и честными людьми. В итоге свою речь он закончил так:

— Если бы вы взяли Гюльсум к себе да воспитали ее, ханым-эфенди… Однако нашу девочку не учили вежливости и учтивости… Она выросла в горах, словно медведь… Вам такая не подойдет..

Для Надидэ-ханым это было не важно. Если вежливость у человека в крови, считала она, его можно воспитать подобающим образом.

Между тем малышка, увидев, что дело принимает серьезный оборот, начала волноваться. А когда услышала, как дядя сказал: «Пусть хотя бы один ребенок причиняет мне неудобства… Я буду заботиться об Исмаиле», — разозлилась. Крепко прижав брата к себе, словно больше никогда не собиралась выпускать мальчика из своих объятий, она возмутилась:

— Я не расстанусь с Исмаилом… Не хочу… Я пойду с тобой…

Йорганлы рассердился. Однако такая реакция девочки пришлась по душе ханым-эфенди. Она ответила на столь неучтивое поведение ласковым голосом:

— Не расстраивайся, дитя мое, мы не станем оставлять тебя здесь насильно… Раз ты не хочешь расставаться с братом, то уйдешь с дядей… Да не разлучит вас Аллах. Завтра утром мы дадим тебе и брату одежду из того, что носили наши дети, и вы пойдете…

Йорганлы, повидавший на своем солдатском веку тысячи разных людей, понял и оценил благородство и вежливость такого обхождения. Он говорил комплименты в адрес ханым-эфенди: «О Аллах, каких людей ты создаешь!», и одновременно сердился на девочку: «Глупая девчонка… поставила меня в такое неловкое положение».

После сменили тему, и Йорганлы начал рассказывать о других вещах.