– Угу, было бы забавно взглянуть, что он сумеет создать. Судя по всему, защитные укрепления осенью нам весьма пригодятся, раз Масгут обещал прийти с большой ратью.
– Может, не стоит нам бороться с булгарцами, Иван? В одном только Ошеле у них с тысячу ак-чирмышей наберется по первому свисту хозяина твоего Масгута. А эти ополченцы от нас почти не отличаются – во всех войнах и стычках участвуют!
– Сам придумал про количество?
– Не суть… Да ты мне зубы не заговаривай: давай еще раз переговорим с людьми наместника и заплатим, сколько они скажут!
– И оружие сложим? Ты видел, как Юсуф изменился в лице, когда нам предложили стать обычными крестьянами? Кара-чирмышами, верно? Наверняка подумал, что мы сразу же мечи из ножен потащим и Масгута покромсаем за такое оскорбление! Это дно, Трофим! Это такое болото, из которого не вылезти!
– Все еще можно изменить! Если мы против наместника не выступим и откупимся, то он, без всякого сомнения, пойдет на уступки и в конце концов оставит нас тут старой чадью.
– Дань собирать? И забыть про все наши устремления?! Ты уж мне поверь, что тогда никто из кожи лезть не будет, дабы обогатить чужого дядю! Не всякая птица в неволе поет! Про стекло, бумагу и оружие ты можешь забыть сразу же, даже если мы останемся! А я лично этого не сделаю: соберу свои немногочисленные манатки и уйду куда-нибудь подальше в тайгу, да еще и любого желающего с собой прихвачу. Здесь не коренная булгарская территория – никто нас ловить и выдавать наместнику головой не будет! Нет в этих лесах его людей! Пока! Пока ты не станешь тут его правой рукой!
– Если и стану, то ничего менять не буду! Жить будем, как жили, по-своему покону!
– Опять же до времени! Не успеешь оглянуться, как будешь величаться беком, а наших землепашцев считать за быдло. Иначе на твоем месте будет другой человек! Масгут же наверняка захочет поставить тут своих людей, которые будут отслеживать каждый твой шаг! Думаешь, почему он с нас начал, а не с тех же ветлужских черемисов?
– Ну?
– Во-первых, нас мало, а кусок ему обломится жирный! Если того же кугуза до белого каления довести, то он такую рать выставит, что Масгута наместник Балус удавит за понесенные потери, хотя и сломает в итоге черемисское воинство с помощью других провинций.
– Пусть так, но…
– А во-вторых, – не дал ему возразить Иван, – некоторые подвластные булгарцам племена сохраняют видимость независимости лишь потому, что у многих из их верхушки родословная идет от царя Гороха или с самого Потопа! С ними вынужденно считаются! А нас можно растоптать мимоходом, и никто никого даже словом не попрекнет! Так что не обольщайся на свой счет!
– А я и не…
– Поэтому я уйду! А кто со мной пойдет из твоих людей, догадываешься?
– Делить начал общину? – набычился воевода, вновь исподлобья взглянув на своего полусотника. – На твоих и моих?
– А ты не решай за них судьбу, тогда и останемся одним целым! Человек должен оставаться свободным, а это подразумевает возможность выбора! И этот выбор должен быть не между плохим или очень плохим хозяином! Он должен иметь право распоряжаться своим добром и жизнью!
– Он еще и обязан много чего!
– Но не жить под тем, кого на дух не переносит! Хочешь начать переговоры с булгарцами, так не обессудь, если народ от тебя начнет уходить! И не голым и босым, а со всем скарбом и нажитым добром! Иначе ты не будешь отличаться от тех же князей или беков, которые дерут три шкуры со своих подданных! Сам же требовал написать, что «в мирные дни властитель прикладывает усилия, дабы его народ прирастал в числе и благоденствии, лишь по разумению своему и советников ближних. Однако в трудностях великих и на переломах судьбы люди решают все сами, дабы не пенять потом ни на кого другого!»
– «Лишь по разумению своему!» Нет еще тех трудностей, и их еще можно предотвратить, а потому мне пока все и вершить!
– Вот уж воистину каждый видит в Правде, что хочет! Когда враг встанет у ворот, поздно будет суетиться! Ты сейчас людей спроси, а уж потом верши судьбами тех, кто с тобой согласится! Хотите – ложитесь под булгарцев всем миром, хотите – дерьмом мажьтесь, чтобы они от смрада вашего сбежали!
– Тогда собираем копу, – неожиданно успокоился воевода. – Но ты подчинишься ее решению! Пойми, от тебя зависят жизни многих людей! Если мы не пойдем под булгар, то кончится все плачевно!
– Вполне может быть… Однако если подчинимся, то, что бы с нами ни случилось, ничего исправить будет уже нельзя. Точка бифуркации[37]
, как говорит Вячеслав, будет пройдена…– Чего?!
– Стоит один раз признать над собой хозяина, и потом никто с тобой считаться не будет.
Иван нехотя подошел к стене, где на неказистой деревянной вешалке сиротливо висел видавший виды вещмешок, и сдернул его на лавку. Неспешно развязав тесемки, он нарочито медленно достал оттуда высокий берестяной туесок, служащий для хранения карт и важных бумаг, и потянул наружу измятый белесый лист, исчерканный замысловатой вязью старославянских букв.
– А это тебе для размышления, Игнатьич. Посмотри, как под чужой рукой люди живут.
– Можно подумать, я не знаю…