Ветлужская Правда

– Они кровью заплатят за свои злодеяния! Нельзя безнаказанно людей умыкать! Мой отец не посмотрит, что кугуз ветлужский ссориться с ними не хочет!.. – Ексей вскочил на ноги и сорвался на крик, перейдя на свой язык и совершенно не обращая внимания, что большинство из присутствующих его не понимают: – Тиде ынде тыглай шолыштмаш огыл, а кечывал кечын агымаш лиеш![40]

Ветлужские мальчишки уже не со злобой, а лишь с недоумением смотрели на бьющегося в истерике черемисского подростка, к которому со всех ног бросились друзья, пытаясь его оттащить подальше от полусотника. Ексей вырывался из их объятий, размахивал руками и пытался что-то доказать, но сила была не на его стороне.

Однако объяснить, о чем кричал их десятник по школе, черемисские пацаны не смогли. В основном из-за того, что многие из них не поняли начала его речи либо просто не успели уловить суть сказанного. И все-таки через несколько минут Ексей вновь стоял перед Иваном, относительно спокойный и сосредоточенный. В глазах его еще плескалось бешенство, однако речь казалась уже вполне связанной.

А поведал он о том самом умыкании девок, про которое Иван уже слышал в свое время от Кокши, который приходился Ексею старшим братом. Около трех лет назад довольно большая деревня недалеко от устья Ветлуги была разграблена невесть откуда пришедшими лихими людьми. Точнее, не сама деревня…

Почти все взрослое население в ней в этот момент отсутствовало, пытаясь возделать под пашню заливной луг, с некоторых пор переставший пугать жителей пятнами болотной жижи, разливающейся на нем до самой середины лета. Мужская половина корчевала кусты и чахлые деревья, заполонившие окраину пойменной луговины. Бабы покрепче впряглись в сохи, не допуская скотину ломать ноги на свежих болотных рытвинах. А остальные, включая подростков, либо правили обжами[41], либо расширяли сточную канаву в сторону небольшого ручейка, едва текущего по направлению к Ветлуге.

«Да… Все абсолютно так же, как и у других народов, живущих своим трудом на земле. – Иван покачал головой, продолжая внимательно слушать сбивчивый рассказ черемисского паренька. – Отличается лишь язык, вера, детали одежды, да и то в мелочах. Иной раз и не разберешь, что за люди трудятся на пашне. Да и сами они не всегда про себя все знают… Тот же Кокша рассказывал, что иногда торговая нужда заносила его в такие глухие селения на Ветлуге, где никто не мог до конца понять местных жителей. Вроде все как у черемисов: одежда, традиции, боги… А вот язык исковеркан так, что воспринимался с трудом. И только потом выяснялось, что в предках у них ходит то ли чудь, то ли пермь, каким-то неведомым образом перемешавшаяся с черемисским населением или ассимилированная им же… А парень ничего, надо им заняться. Пусть горячий без меры, но зато упертый, как многие из нас! Да черемисы почти все такие, уж больно смесь гремучая получилась, когда на финскую кровушку наложилась чья-то южная…»

– И нет бы само селение пограбили, где почти одни старики были! – продолжал между тем Ексей, слегка запинаясь от переполнявших его эмоций. – Так нет же! Не видно оно с реки! А тут мы все сами выставились! Привыкли, что у нас давно никто не разбойничает, потому что те же булгарцы на речных дорогах шалить никому не дают, вот и не скрывались от лихих людей. А те и рады стараться! И хотя мало их с лодьи на берег высыпало, да зато все оружные! Наши мужи похватали, конечно, топоры да вилы, но пара выстрелов с судна самых резвых из них сразу охолонила. Лишь немногие, кто лук при себе имел, сумели чуток пострелять по злодеям, да без успеха! А те прилюдно часть скотины, что мы сюда же вывели откормиться по сочной траве, заарканили да утащили к себе на лодью! Кони даже не стреножены были…

Иван участливо вздохнул, ясно представив перед своими глазами нарисованную пареньком картину, и стал слушать дальше.

– После этого и целиться перестали! Не дать бы им, лиходеям, так свободно нашим добром распоряжаться, да разве кто в сторону своей или соседской буренки стрелу направит? А многие из них в доспехах были, так что… И только потом мы обнаружили отсутствие девок, что на речку за водой пошли. Тайра, сестренка моя, тоже пропала. Погодки мы с ней были… – Мальчишка подавил в себе пытавшийся вырваться всхлип и через силу продолжил: – Лица у всех были чужие, не местные… Хоть и такие же чернявые, как мы, но глаза у многих слишком уж раскосые. Не одо… то есть не удмурты или сербийцы, точно! Скорее булгарцы, поскольку указания на их языке отдавались. Видимо, надоело им порядок на реке держать, мзду за это с нас собирая, решили татьбой заняться! Многие из мужей, кто торговлей себе прибыток наживает, об этом судачили. Говор они в точности не опознали, но все же… И угры эти почти так же нагло себя вели!

– Мало ли татей, говорящих на слышанном тобой языке, по реке шляется, – засомневался Иван. – Вряд ли булгарцы, собирающие дань с этих земель, таким промыслом занялись бы! А уж на угров ты и вовсе напраслину возводишь!