«Ну надо же! Около веси я сам приказал Рыжему устанавливать баррикады, а здесь при первых признаках опасности веду себя как последний баран, который не желает думать! А если и… Нет! Здесь нет ям, в которых можно закрепить бревна. Не стали копать, потому что почва насквозь песчаная и осыпается при малейшем движении! Тем более обрыв… Ха! А вдоль него трещина, о которую я споткнулся! Обрушится земля или нет, если на ней как следует попрыгать? Все-таки под слоем дерна в этом месте голый песок, который может сползти до самой воды! Ну пусть не голый, а с небольшой примесью то ли ила, то ли какой-то глины, но именно из-за такого состава река быстро подмывает холм! И что это даст? Неразбериху, хаос на берегу? А потом подойдут наши вои и…
Ну да, главное в этом деле – задержать булгарцев, не допустить первой крови, после которой уже никого не остановить. Как говорила та обезьяна под деревом – что тут думать, прыгать надо! Не обрушим землю, так полезем к ним обниматься, будто только сейчас поняли, что перед нами самые близкие родственники… А что, разве это будет таким уж сильным враньем? Разве они не живут рядом с соплеменниками того же Юбера, вытесненными черемисами куда-то на восток? Могли даже и породниться за это время… По крайней мере, кто-то из десятка Арефия вполне сносно общался на своем языке с кем-то из этих ак-чирмышей, я сам был свидетелем. Эх, опять меня не туда занесло! Нужно рассуждать про наши половецкие пляски…
Как мы будем выглядеть со стороны? Как толпа придурков, прыгающая на обрыве? Пусть так, дядя Ваня всегда говорил, что хоть скоморохом пляши перед противником, лишь бы это тебе в итоге помогло. Однако боюсь, что нас все-таки могут для острастки закидать копьями, когда до них дойдет, что мы собираемся сделать… Как бы это обставить, чтобы никто ничего не понял?»
Между тем ак-чирмыши начали движение, собираясь выжать новгородцев и их ветлужских защитников вдоль обрыва в сторону дальних причальных мостков, откуда суетливо убегали на водный простор утлые лодки черемисских торговцев. Дальше узкая полоска песчаного берега истончалась, а обрыв шел на возвышение, доходя до восьми-девяти метров в высоту. Именно здесь холм подмывался глубокой водой, поэтому сюда новгородцы в тяжелых доспехах отступить могли только в том случае, если хотели бесславно покончить жизнь самоубийством. Им оставался лишь один путь, чтобы избежать столкновения, – бросить тяжелые щиты и забраться вверх, к выстроившимся на еще невысоком обрыве мальчишкам, потому что пологий выход с причала был сразу перекрыт наступающими на них ратниками.
Такая дорога таила в себе опасность получить стрелу в незащищенную спину, однако оставалась возможность, что они удостоятся не слитного залпа со стороны булгарских лодей, а лишь раскатов дружного хохота и язвительных выкриков удовлетворенного противника. Новгородцы не стали испытывать судьбу и не пожелали делаться посмешищем – они остались на месте.
Между тем стоящие перед Дмитром и ветлужцами булгарцы, почувствовав за своими спинами силу в лице всех своих соратников, решили усилить нажим. Один из них потащил из ножен саблю и попытался ткнуть ею в новгородца. Скорее он хотел его отодвинуть, чем нанести какую-то рану, но выбитый пинком клинок ушел по дуге в направлении реки, а сам воин от мощного толчка полетел к своим товарищам. На мгновение на речном берегу установилась тишина, а потом в Дмитра полетели два щита, первый из которых он пропустил, отодвинувшись в сторону, а второй сбил ударом кулака на землю.
Тяжелые окованные круги взрыхлили песок и закопались в него чуть ли не на треть, вызвав явную досаду у булгарцев. Но никаких дальнейших действий они предпринимать не стали, молчаливо взирая на своего сотника в ожидании разрешения пустить кровь чересчур ретивому воину. А вот у Дмитра оба нападения вызвали настоящую ярость, однако прежде чем предъявить миру свой ответ на столь агрессивные поступки, он все-таки потратил пару мгновений на то, чтобы отдать последние поручения:
– Мстиша, уходите! Арефий, воздай мне хвалу напоследок! По-вашему!
Ветлужцы потащили оружие из ножен и мощно ударили в свои окованные щиты. Новгородец явно шел во все тяжкие, переходя из защиты в нападение. У каждого есть право ответить на оскорбление или поднятый на тебя клинок, и безоружный Дмитр сделал свой выбор, являлось это глупостью или нет. Кроме того, такое развитие событий еще оставляло малую лазейку для обеих сторон трактовать все это как поединок между отдельными воинами, а не как общее столкновение. Уважение к такому шагу проявили даже ак-чирмыши, замерев в ожидании, когда тот сделает первый шаг в небытие или к славе.