Ветлужцы

— А вот этого не надо, а то как к жабе и относиться будут… Не отставай, — успел пробурчать воевода своему полусотнику, протискиваясь вслед за провожатым в низенькую массивную калитку. Иван в это время пытался разминуться со щербатым воином, перегородившим дорогу наклоненным копьем и показывающим что-то на его наконечнике своим собеседникам, лениво привалившимся к тыну. Однако когда отставший ветлужец все-таки обошел препятствие и нагнулся, чтобы протиснуться вовнутрь, калитка перед ним с треском захлопнулась, попав не ожидающему такой подлости полусотнику точно в лоб.

— Ох, вой, бдети[54] на ходу надобно, а не гавранов[55] по сторонам выглядывать, — донеслось со стороны стоящих неподалеку суздальских дружинников, развернувшихся в сторону ветлужца и со смешинками в глазах наблюдающих за тем, как тот вытирает с рассеченного лба выступившую кровь. Щербатый ратник, уже успевший прислонить копье и теперь вертящий в руках небольшую кованую гирьку на цепочке, пояснил высказанное пожелание: — Калитка чуток перекосилась намедни, так и норовит зазевавшихся путников по вые или в лоб приласкать. Бронь бы вздел, вой, глядишь, и защитил бы тебя шелом твой от сего грозного ворога.

— Да вот вежество хотел проявить к тысяцкому вашему, — через силу усмехнулся Иван в сторону суздальцев, попутно косясь одним глазом на забор. — Думал, что в детинце вашем не посмеет тронуть меня ни одна зараза, потому к боярину и в одной рубахе опоясанной не зазорно прийти, а тут… тут даже калитка в драку лезет. Эхма! Да у вас она не с той стороны висит, братцы. Первый раз вижу, чтобы дверь, которую защищать надобно, внутрь открывалась, — негромко добавив пару выражений о мастере, который навесил деревянные петли с другой стороны, полусотник шагнул в сторону все еще закрытой двери и вежливо постучал, пристально вслушиваясь в раздающиеся за ней шорохи.

— Да кого нам тут бояться, ветлужец? — ухмыльнулся щербатый, показывая, что прекрасно знает, кто перед ним стоит. — Последний раз булгарцев со свистом выпроводили из земель наших…

— Кого бояться, говоришь? — переспросил тот, чуть отступив назад. — Да обидевшихся на вашу дверь гостей. — С этими словами полусотник фигуристо присвистнул и с размаха саданул ногой в дверь, которая в ответ на удар почему-то не распахнулась настежь, а почти тут же вернулась на место, сопровождая свое возвратное движение грохотом железа, обрушившегося на деревянные доски, которыми был выстлан двор тысяцкого. — И вам не хворать, братцы! — В очередной раз нагнулся Иван и уже без помех проскользнул внутрь.

* * *

— При князе нашем крепостица лишь крепнет, а уж о воях своих он заботится неустанно! — оптимистично подвел итог импровизированной экскурсии Гостята, провожая ветлужцев за Ильинские ворота, ведущие в посад, и тут же нескладно поинтересовался результатом их разговора с тысяцким: — Видать, Георгий Симонович благоволит к вам, раз разрешил детинец осмотреть. Помощи просили или собрались под руку князя нашего пойти? — Долгий, угрюмый взгляд Трофима заставил мечника поперхнуться и торопливо распрощаться, однако слова суздальца явно показывали, что было на уме у местных дружинников по поводу встречи ветлужских гостей с местным воеводой. Потому и приняли их достаточно ласково, не задирая сверх меры. Кто знает, может, через пару месяцев в одном строю придется стоять, прикрывая щитами друг друга? Да и без того ясно, что суздальские укрепления им не просто так показывали: любые слова и предложения прочнее осядут в голове, если подкрепить их зримой мощью крепостных стен и кольцом земляных валов детинца протяженностью почти полтора километра и высотой несколько метров.

Кивнув на прощанье провожатому, воевода с полусотником еще раз окинули взглядом покинутое ими сооружение, которое скрывало не только двор князя и его дружину, но также собор Успения вместе с местом обитания архиерея. Рядом с бревенчатыми стенами и башнями крепости, расположившейся на гребне вала, начинался сухой глубокий ров шириной в пару десятков метров и глубиной в три человеческих роста. Учитывая высоту самих стен, детинец в глазах большинства людей представал в виде несокрушимой твердыни, готовой встать на пути любого противника, который вздумал бы покуситься на суздальские земли.