Ветлужцы

— Не, надо было подождать чуток, — под общие хохотки ехидно проговорил Кокша, уже не первый раз за этот вечер выполнявший роль пересмешника. — Разбойнички подошли бы и этого добра тебе не торгуясь отвалили! И как же ты выкрутился? Сам себя стружием[77] по спине лупил, или кто из наших догадался тебе помочь? Не позвал никого?! Ох ты… Небось тогда тебя желя[78] обуяла, что не смог ты наказа полусотника исполнить, так?

— Обуяла, так ее растак, — согласился Одинец. — С печалью этой я и забрался под палубу. Пусть, думаю, сам лезет ко мне полусотник, если захочет отметелить. Ну а стружие, тобой упомянутое, я с собой потащил…

— Скажи уж — сулицу…

— Ну на тот миг я и не разглядел, — растерянно пожал плечами рассказчик, чуть улыбнувшись краешком рта. — А потом не до того стало. По настилу как начали стучать стрелы… вжик да вжик, а потом как хряснет!

— Это что за хрясь такая? — раздалось со стороны слушателей, заинтересованно внимавших пересказу Одинца.

— А… Это малец наш постромки с мачты обрезал.

— Не постромки, а растяжку, — зевнул изо всей силы упомянутый между делом Микулка, прилегший на охапку еловых веток рядом с Кокшей. — Постромки твои только у упряжи конской…

— Ну растяжку… А мачта как хряснет!

— Да не мачта, стоеросовая ты башка, — ввернул Кокша, — а перекладина ее.

— Ну, пусть перекладина… А что ты насчет башки сказанул?

— Это не я, это полусотника нашего присказка про тех, кто шуйцу от десницы не отличает.

— Да ну! И такие есть?

— Как не бывать! Вот погоняют тебя с наше, так и ты к концу дня забудешь, как тебя мамка в ребячестве звала, — тяжело вздохнул молодой черемис.

— Ха! А я слышал, что тобой полусотник обещал еще и лично заняться, — гонять будет как… ну эту, козу Сидора, — вспомнил Одинец подслушанный разговор. — Это как?

— Как, как… каком кверху! В точности стоеросовая ты башка! — возмущенно проговорил Кокша. — Он ведь сначала за плечо меня потрепал, удивился, как я столько продержался, вот так-то!

— Ну да, если бы не малец…. Ты вроде бы зуб на него точил прежде, а?

— Что было, то быльем поросло, — поглядел исподлобья на рассказчика Кокша. Потом он скосил глаза на Микулку, начавшего уже тихонько посапывать на своей лежанке, и продолжил: — Коли нет у него гнилого нутра, то это завсегда выплывет на белый свет. А за жизнь свою я с ним сполна рассчитаюсь… Будет мне вместо младшего брата, а то у меня в семье все больше сестренки нарождались. Давай, Одинец, продолжай свои небылицы…

— Да чего ж не продолжить, — ответил тот и, отхлебнув из передаваемой по кругу чаши, предложил ее соседу. Тот с сожалением мотнул головой и сослался на то, что ему скоро идти в дозор, однако Одинец так просто от него не отстал. — Да что ж ты какой! Согрейся чуток, взбодрись! Вон как с лица спал! Две битвы да почти без сна вторую ночь!

— Не привыкать, да и сам я вызвался. А учует хмельное Пельга — так живо кишки выпустит, солью пересыплет и обратно через задницу засунет. Давай уж лучше ты… развлекай.

— Ну что ж… Сижу я в своем уголке, стараюсь не шуметь, а тут как вдарит! Как пошло молотить железо друг о дружку, как посыпались на ушкуй разбойнички… Понял я, что пришел мой смертный час, готовиться начал. Однако жду-пожду, а грохот все не кончается — дай, думаю, гляну в последний раз на белый свет… Выглянул из-под укрытия своего, а там Пельга скачет, как тот козел у Сидора.

— Коза у него, Одинец, коза, — зевнул, глядя на Микулку, Кокша. — Откуда знаю? Да не впервой уже полусотник грозится нас как ее гонять. А ту, мол, Сидор так шпынял, что у нее в вымени молоко прямо в масло сбивалось. Брешет, поди…

— Как же, брешет! — раздалось с другой стороны костра. — Полусотник наш может и козла заставить бегать так, что тот будет масло из себя по капле давить.

— И пусть, лишь бы толк был, — не стал ничего возражать на это замечание Кокша. — Коли не учил бы он нас все эти три седмицы, не продержался бы я так долго. Просто сомлел бы от страха и сам выю под меч подставил.

— Это точно… Одинец! Не спи!

— А? Ну да… Про Пельгу я сказ свой вел. Ох и вертлявый он! Так и крутился, так и прогибался… да разве на таком пятачке против двоих устоишь? Даже я понял, что недолго ему осталось, высунул тихонько стружие из-под палубы да одного разбойничка как ткну в сапог! Я еще подумал, что надо бы засапожником под коленкой ему жилу подрезать, да испугался не на шутку…

— Верно ты поступил, живого человека резать… опыт немалый нужен, — донеслось от кого-то из ратников. — Чуток бы промахнулся — и не ушел тогда от его удара.