Вьетнамцев отделяло от него всего полсотни метров, — и максимум через минуту они должны были наткнуться на капитана. Джонсон отполз в сторону от чадящего костерка, стараясь ничем не выдать своего присутствия; пятясь на четвереньках, он преодолел еще метров десять, — а затем, не выдержав, вскочил и побежал прочь. Вслед ему загрохотали автоматы, и капитан понесся еще быстрей. Так он не бегал даже в молодости; за считанные секунды капитан достиг спасительного леса и еще долго бежал без оглядки, подгоняемый бьющими в стволы деревьев пулями. Спотыкаясь и стреляя наугад в мелькающие позади тени, Джонсон все глубже и глубже забирался в чащу, пока не понял, что патронов у него больше нет, вьетнамцы отстали, а сам он капитально заблудился. Прислонившись спиной к дереву, капитан перевел дух и обшарил карманы.
— Подведем итоги, — хрипло пробормотал он вполголоса. — Карты потерял… Нож потерял… Заблудился… А денежки-то мои… — он громко расхохотался и тут же замолк, испугавшись эха.
Спотыкаясь, он на ощупь побрел туда, где, по его расчетам, находился юг.
Глава 11
Катарсис
…РП разрешил МиГам сопровождения приземляться лишь когда F-111 был убран с полосы. Приказ оказался весьма кстати — топливо у истребителей уже заканчивалось. Едва они приземлились и свернули с ВПП на рулежку, как дежурная вьетнамская пара вырулила на старт и пошла на взлет.
Хваленский открыл фонарь, потом вырубил двигатель и стал ждать, пока к нему подъедет тягач. От нечего делать он стал смотреть на одинокую звездочку, сиявшую аккурат впереди самолета.
Внезапно майор ощутил, как он устал. Устал и физически, да так, что не смог бы сейчас и пальцем пошевелить, и душевно. Не хотелось больше воевать, стрелять, мстить за погибших… Короткий стремительный полет над ночными джунглями съел остатки его сил, и теперь ему было даже хуже, чем тогда, после известия о нелепой гибели Ашота. Тогда ему хотелось немедленно бежать и мстить американцам, хотелось подняться в воздух на первом попавшемся под руку самолете и безжалостно расстрелять в упор первую попавшуюся машину. Сейчас же хотелось только одного — уставиться в одну точку и сидеть на месте, ни о чем не думая.
Так он и сделал.
Тягач опаздывал, было очень тихо, — и потому майор очень быстро впал в состояние, близкое к трансу. Он смотрел на звезду — и постепенно успокаивался. Все накопившееся в душе дерьмо улетучивалось, и его место занимала легкая и спокойная радость — мы все-таки это сделали! Мы, мы пригнали сюда американца… без нас хрен бы что вышло, пусть даже заслуга разведчиков тут побольше! Не они, а МЫ его сюда привели и заставили сесть…
Мысли плавно перетекали в другое русло. Летчик неожиданно поймал себя на том, что размышляет, чем бы заняться по возвращении домой. Раньше он такие мысли гнал прочь, теперь же с удивлением заметил, что ему даже нравится строить планы на будущее.
— С батей баньку соорудим на даче, — думал Хваленский, и сразу воображал ее себе во всех деталях: деревянная, с настоящей кирпичной печью и просторным предбанником. — Он давно хотел такую… Интересно, а Нина там как? — майор вдруг вспомнил смешливую двадцатилетнюю соседку, которую он видел полгода назад, во время отпуска, когда ездил проведать родителей в Союз, и сердце аж защемило от неожиданной тоски. — Замужем уже, небось… Да не! Быть того не может! Не замужем! Вернусь — женюсь!
На душе внезапно потеплело. Жизнь перестала казаться черным тоннелем, превратившись в бескрайнее поле — куда хочешь, туда и иди.
В себя майора привел негромкий стук по обшивке. Хваленский повернул голову и увидел, что к борту его МиГа уже приставлена лестница, и по ней поднимается техник.
— Вечер добрый, товарищ майор, — поздоровался он. — Ну и фрукт вы сегодня пригнали… Мы его еле в ангар закатили!
— Привет, Леш. Пилотов куда девали? — сухо спросил Хваленский.
— Да увезли уже куда-то…
— Жаль… — вздохнул летчик.
— Товарищ майор, у вьетнамцев там что-то с тягачом… Минут пять ждать придется еще, наверное. Может, я за вас до ангара досижу, как тягач придет?
По правилам, при буксировке самолета в кабине должен был находиться пилот или техник, который в случае необходимости нажимал на тормоз. Обычно после приземления это делали сами летчики, но сейчас майору хотелось только одного — остаться одному и поразмышлять. Поэтому он с готовностью выбрался из кабины.
Когда летчик спустился на землю, техник увидел, что тот улыбается. Все на аэродроме уже успели забыть, когда майор в последний раз был веселым, и потому Леша был несказанно удивлен.
А Хваленский, хлопнув его по плечу, неспешно зашагал вдоль взлетной полосы. Он шел по траве и смотрел на звезды, глубоко вдыхая свежий ночной воздух и чувствуя, как легко становится на душе. Черная злоба, снедавшая его с того памятного мартовского дня, когда погиб Ашот, постепенно исчезала. И уходило чувство вины за то, что не смог спасти его.
Огненной полоской вдруг чиркнул по небу падающий метеорит, и майор, остановившись, мысленно пожелал погибшему Чапаю легкого лежанья. Постояв немного, он пошел назад.