Вьетнамский коктейль

— Стойте, где стоите, и не делайте глупостей. За автоматами не бросайтесь — они без магазинов, к пистолетам рук не тянуть, а тихонько, левой ручкой по одному бросить их мне под ноги, ясно?

Колька рванул пистолет из-за пояса, но я был готов к такому повороту событий и спокойно прострелил ему руку чуть повыше кисти. Он взвыл и зажал рану рукой. Упавший пистолет Сашка ногой отшвырнул ко мне, остальные спокойно бросили свои пушки, и даже Вася брезгливо бросил свой «макаров».

— Все, ребята, нам больше не по пути. Передайте вашему сраному полковнику и Командиру, что мне больше не хочется подставлять свою голову под пули за их идеалы.

Если они им так дороги, пусть лезут в это пекло сами. Полковнику отдельно передайте, чтобы он не забыл поцеловать себя в задницу.

Особо теплые пожелания родной партии и любимому правительству. А теперь сбросьте мой рюкзак и моток репшнура, а сами по машинам, как сказал Вася.

Да, кстати, не особенно жалейте Кольку — он на всех вас стучит аж на самый верх, так что не знаю, на кого свалят весь этот бардак. И еще, перед отлетом я нашел Толяна, знаете, на нашем месте у речки. Его кто-то пристрелил, видимо он услышал или увидел, совсем ему не положенное. А если следы не все успели уничтожить, то поищите след колькиных кедов — у него особые, сам покупал. А может, он одолжил свои кеды полкану из Москвы, кто знает. Только я больше в ваши игры не играю.

Пока, ребята, и не советую за меня заступаться — этот полкан зверь и проглотит каждого за одно слово в мою пользу. Привет Командиру. Вам пора двигать.

Ребята хмуро рассаживались по вертолетам — Сашка и Валерка с американцами, а в «мишке» остались пилот Вася, хныкающий от боли Колька и еще не пришедший в себя от сумасшедших маневров Генка. Видно, что они бесились от злости и явно были обескуражены ситуацией — нечасто боевой друг переходит на сторону врага. Такое советский человек сделать не может!

Меня же волновала другая проблема — как быстро они сумеют найти спрятанные в старом инструментальном ящике рожки для «калашей».

Генка, едва отошедший от сумасшедшей гонки на вертолетах, вдруг взорвался таким приступом патриотизма и верности идеалам, что просто изумил меня. Он всегда был тихим, неназойливым и как-то даже незаметным, а тут вдруг… Я оказался агентом ЦРУ, НАТО и даже Моссада. Кроме того, я был ярым антикоммунистом (это уже горячо) и диссидентом (это точно), по которому не только тюрьма, но и виселица плачет (тут он перегнул — в СССР, как и в Германии при Гитлере обожают стрелять в затылок).

Но Сашка, (этот умница Сашка) приказал Генке заткнуться (все-таки что-то заподозрил) и махнул рукой начинать посадку. Вертолеты: сначала Ми — 6, а затем и «Кобра» медленно оторвались от земли и отправились восвояси. Ни одного выстрела с бортов не было. Я сел на траву примятую вертолетами и задумался, и было о чем. В том скомканном конверте от Командира лежали две бумажки. Одна из них — официальное подтверждение, что операция «Сайгон» не может быть отменена никакими другими приказами и следует намеченному графику. Вторая, личная записка Командира, была адресована мне и никому больше. О том, что это может быть какая-то липа, не могло быть и речи, Командир назвал меня моей студенческой кликухой, которая даже не значилось в официальном досье. Вот эта записка, слово в слово: «Операцию надо завершить успешно, верю, что сделать это можешь только ты. Но знай, независимо от результата они из тебя собираются сделать отбивную, прав ты или виноват. Помочь тебе не смогу, прости, Джазист. Думай и решай. Я неторопливо, достал свой» Зиппо»и сжег обе записки, тщательно растерев пепел пальцами. Вот тебе и шарада: налево пойдешь — голову потеряешь, направо пойдешь — без головы останешься, выбор весьма невелик. Энди подсел ко мне, но рта не раскрывал, видимо боялся нарваться на грубость. А что я ему мог сказать — вроде бы он мой пленный, но находимся мы в нейтральной вроде бы Камбодже, пистолет я у него не забрал, так кто у кого в плену?

Что же с ним делать дальше? Просто хладнокровно пристрелить я не мог хотя бы из благодарности за спасение от того бешеного ковбоя. Оставлять здесь нельзя — тут моя база и здесь меня должны встретить те, кому я так был нужен в Сайгоне, кроме того, эти встречающие при одном виде американца тут же нажмут на спусковые крючки…

Можно, конечно, дать ему убраться ко всем чертям со своим «Хоком», но была у меня после всего, что произошло со мной в последние дни, одна смутная идея, в которой все-таки минимальный шанс выжить у меня оставался. Но уж от слишком многих факторов (я не говорю о тех «бяках», что ждали меня при выполнении операции) и в этих смутных планах вертолет с таким классным пилотом весьма пригодился бы, когда придется уносить ноги. Оставалось одно — поговорить с Энди.

Сделав наиболее серьезное лицо из всех у меня имеющихся, я откашлялся и начал лепить длинную лапшу, искусно и аккуратно навешивая ее на довольно оттопыренные уши Энди. Наконец я выдохся и пустил в ход главный аргумент.

— Тебе знакомо такое имя — полковник Дао Тхай?