Вето на любовь

— Пошли, поговорить надо, — грозное Соболевой.

Подчиняюсь.

За школу. На задний, закрытый от посторонних глаз, двор. Хотела я, было, раньше затормозить, да не дали: тотчас напор — и подтолкнули «учтиво», доходчиво заодно объясняя, кто тут и что решает, чем заправляет.

«Бежать! Надо бежать!» — отчаянно вопил рассудок, приказывая спасать свою шкуру.

«Но за что? За что агрессия? Он с ней. Он — ее. А Ваню, как всегда, обнадежили и обманули. Бросили. Предали. Сломали. Хотя…» — жаром отозвался поцелуй Федьки на губах, ощущения ласк по телу.

Нервически сглотнула я слюну.

Неужто Она всё знает? Знает о нас… там?

Еще шаг — и вдруг удар в спину — подалась я машинально вперед. Разворот и поймала меня в свои руки Инка. Удар под дых, пощечина наотмашь и пнула меня от себя — отлетела я в сторону, невольно взвизгнув. Слетела сумка с плеча — рассыпались вещи. Сжалась я от боли, что заныла в животе, отдавая резью в шов. Слезы проступили на глаза — но еще сдерживаю рыдания.

— Я тебя, с*ку, раз и навсегда отучу на чужое зариться! Шлюха ты убогая! — внезапно ухватила меня за волосы Соболева и тотчас со всей дури стукнула лицом об турник — завизжала, заревела я отчаянно, захлебываясь страхом, жутью. Вкус сладко-соленой во рту.

Но не дала упасть. Разворот к себе лицом и, все еще удерживая, прошлась, стеганула острыми ногтями по лицу, раздирая до крови. Удар, пинок — и отшвырнула меня от себя на землю. В грязь. Грохнулась я плашмя.

Попытка встать — как вмиг в живот с ноги удар.

Завыла я позорно, задыхаясь от кошмара.

Присела рядом та. И снова за волосы ухватила меня, сжала до боли. Лицом в лужу:

— Пей, с*ка! Пей, мразь! А то сейчас домой дотащу — и из толчка заставлю хлебать!

И снова гневный напор — скольжу руками по земле, не имея возможности сопротивляться, удержаться.

— Пей, шлюха еб**чая! А то хуже будет! Знай свое место! Собака паршивая!

— Не буду! — отчаянный рык сквозь рев.

— Ну, б***ь! — вдруг кинулась куда-то вбок. Что-то схватила — увидела, различила я в ее руках стекло разбитой бутылки. — Пей, гнида! Пей, или порежу тебя всю! Особенно твою смазливую рожу! Навсегда уродкой останешься! ПЕЙ! — неистовое, закладывая мне уши.

— Не буду! — смертником гарчу, а сама уже едва не захлебываюсь грязью, так отчаянно вжимает туда меня эта мразь.

Вдруг рывок — и развернула меня к себе лицом. Только замах, как вдруг шорох — дернулась, перевела она взгляд. Испуганно, сгорая от жути, свторила и я ей.

В считанные секунды рядом — удар — с ноги в грудину, отчего та только и отлетела от меня, взвизгнув от боли.

— Е**чий случай! Вы че здесь творите?!! — различаю, да и так уже узнаю, могу рассмотреть Ее, приставая, отрываясь от земли. — Вы че, б***ь, с*ки, совсем е**нулись?! Да я сейчас сама каждой из вас так въе*у, что по кускам вашу челюсть собирать будут! Поубиваю на***! Вы че творите, а? Нелюди паршивые? Настя? — в ужасе вытаращилась на Метлицкую. — И ты?! Ладно эта е**нутая, с нее вообще нечего взять! Одной пи**дой только и думает! Но ты?!

Стоит, молчит, потупив взгляд, Стася.

— На*** свалили, быстро! — бешено рявкнула моя защитница на остальных. — А то сама вас сейчас всех в асфальт укатаю! И никакие менты не помогут! А ты куда, тварь?! — резво кинулась к Соболевой, что попыталась встать и уйти в сторону. — Я с тобой еще не договорила!

— Ника, не лезь! Не твое это дело!

— Мое, б***ь! МОЕ! И ты мне не указывай, что мне делать. Уяснила?! Если тебя е**т Рожа, не значит, не смогу въе**ть я! Давно уже, б***ь, кулак чешется! Да всё повода достойного не находилась! Сопля ты мерзкая! Намотаю я тебя — что выть еще будешь, тварь убогая!

— Это наши с ней дела! — яростное осмелевшей Инки.

Пытаюсь окончательно встать я, едва боль в животе утихла — и смогла нормально пошевелиться.

Живо шаг ко мне — и помогает выровняться Вероника. Прижала к себе.

— Ты как? — взор в лицо.

— Нормально, — отрешенно шепчу.

Взгляд на Соболеву:

— На**й пошла! — бешено Рожина. — Я завтра тебя найду! П**дец тебе будет! Так что лучше и не приходи в школу! — И снова на меня: — Вань, давай к нам, обработаем раны.

— Нет, я домой, — пытаюсь дотянуться до своих вещей на земле. Тотчас присела Ника. Помогает собрать.

Взор через плечо на замявшуюся в растерянности, в ужасе Инну:

— Он мой, — неуверенно, но грозно.

— Твой, твой. После сегодняшнего — так точно твой, — язвительное Некита.

Разворот — и повела, потащила меня в сторону дома, заботливо придерживая:

— Все хорошо, Вань. Не переживай. Умоем, переоденем — а остальное заживет, пройдет… Никто и не догадается. Не узнает… Мне тоже нос ломали. И не раз. Как и Федьке. Ниче, всё вправляется, и всё срастается…

* * *

«Всё вправляется… и всё срастается…»

Так Ника говорила?

Да только… не в моей судьбе.

Видимо, и вправду, я сильно нагрешила, что жизнь мне надавала столько оплеух. Причем сразу, за столь короткий период.