— Я его не люблю, — горестно. — И никогда не полюблю… — Глубокий вдох для смелости — и самое сокровенное, как на духу: — Я другого люблю.
— Да я всё я понял уже про твоего Федьку! — махнул рукой и раздраженно скривился, уведя взгляд в сторону. Поежилась я от шока. Продолжил: — Чего там не понятного было после того твоего… концерта?.. Или вон, сколько мы тебя с Анькой… после суда успокоительными отпаивали. Страшно было даже домой идти, узнать… что ты что-то с собой натворила.
Пристыжено опустила я голову. Жар смущения, стыда разодрал щеки.
— Только толку-то, зай? Что он тебе даст? Даже когда выйдет? Какое у вас будущее? Нулевое? Или на минусовой отметке? Не противься. Ради себя же! Да и слово ты мне давала. Если попрошу что-либо… исполнишь.
— Так нечестно! — распятая, уставила на него полные слез глаза.
— Честно — нечестно, зато правильно. Ты мне обещала. Вот будь добра, сдержи слово.
Казалось, счастливее нет человека на свете. Улыбка до ушей, слезы радости градом. От чувств даже дыхание перехватывает.
Не я это была, нет. И не Лёня — тому, по-моему, вообще всё фиолетово было. Еще с утра накатил со свидетелем по паре стопок и на автомате выполняли все то, что ему велел тамада.
Мать. Самой счастливой на свете была моя мать. Сбылась ее мечта. С одной шеи — да благодатно на другую, помоложе.
Ну что ж, Серебров. Прошу любить и жаловать… дорогую тещу.
А я… я, словно мертвая. Только временами тонкие струи горячих слез по щекам выдавали… «счастливую» Невесту.
— Ну что же ты, родная? — запричитала какая-то женщина (которую и знать не знаю). — Весь макияж сейчас испортишь.
Я жизнь тут себе порчу… А вы… вы о всем этом фарсе, мазиле печетесь.
В голове — туман. Путаются не только слова, но и мысли. Уже и лекарство Аннет не спасает. Сплошной дурман. И качели эмоций — от слез до истерического смеха. От полного равнодушия до желания всех изничтожить здесь.
Приглашение регистратора — и зашли в зал.
Долгая, монотонная, до тошноты прознающая речь… о счастье, о светлом будущем, о новой ячейке общества. О детях.
Дернулась я в сторону, но отец тотчас схватил за руку. Удержал.
На ухо шепотом:
— Успокойся, — грозно.
— Мне плохо, — шепотом; не вру.
— Потерпи. Осталось недолго.
Еще минуты собственного погребения — и подписи. Кольца — зажимы, кандалы для некогда свободных птиц. И фото — на память. О том, как можно заживо похоронить человека.
Попытка мужа вновь поцеловать меня — но уже увиливаю:
— Мне плохо, — грублю.
Силой вырываюсь из объятий — и на выход.
На свежий воздух. К машине. Уперлась руками в капот. Попытки отдышаться. Не дать и так пустому желудку вывернуть всё наружу.
— Беременна, что ли? — слышу перешептывание где-то сбоку.
Бросаю на них гневный взор. Да сил не хватило на язву.
Очередной пустой, немой вздох — и отвернулась.
— Вань, ты как? — узнаю голос отца. Поспешно подхватил меня под локоть, силой обернул к себе лицом.
Еще один глоток кислорода — и вырываюсь из его рук.
Рыком:
— Нет больше Вани! Для Вас, Николай Артурович, я отныне Ванесса Сереброва! Я выполнила долг! Оставьте теперь меня в покое!
Пара моих фырканий на мужа, сверх короткие «горько» чмоками — и едва меня не стошнило прямо на мужа.
Ушла. С позволения своего нового «Господина» — отправилась в какую-то коморку в ресторане — дабы прийти в себя.
Пару часов сна Невесты, дюжей дозы алкоголя в Жениха — и танец молодых был шикарен. А дальше — откланяться — и поехать домой. Из омута — да в самое пекло.
Если лобзания этого пьяного животного я могла выдержать, то лишь от одной только мысли, что мне придется с ним переспать, меня бросало не только в холодный пот, мандраж, а просто в жестокую истерику. Ужас.
Откровенно трясло. Очередные позывы тошноты просто пеленой меня заслали.
Я сходила с ума. Молилась всем ведомым и неведомым Святым.
Уж лучше бы Шмелев был мой первый… тогда, добровольно, на озере, чем… это мерзкое чудовище.
— У меня живот болит, — отчаянно выпаливаю, когда его ласки стали уже откровенными и за платьем пошло долой белье.
— И что? На нервах, — тихий смех. — Бывает, хорошая моя. Сейчас всё пройдет, обещаю.
— Не надо! — с визгом отдергиваю его руку из-под моего лифа.
— Ты чего? — оторопел, выпучив на меня очи.
Нервически сглотнула я слюну.
Страшно. Страшно что-то не то ляпнуть, но еще страшнее — допустить, то… что…
Хотя оно и неизбежное. В конце-то концов.
Но пусть не сегодня. Не сейчас.
Потом. Потом…
Сегодня и так стресса…
— У меня месячные.
— И что? — еще сильнее таращит глаза. — Ты же моя теперь жена. Так что я ни капли не брезгую.
— Не надо, пож… — но не дал договорить.
Силой впился в губы своим слюнявым ртом.
Грубые движения рук… повалил на кровать.