Ветра дуют очень тревожные

Что касается Ротшильдов… Действительно, кластер интересов, который они представляют, не заинтересован в том, чтобы американские банки и корпорации съели Западную Европу и проделали с ней то же, что Западная Европа в 1990-е годы проделала с Восточной Европой, и в этом с ними солидарны и Виндзоры (неслучайно британская королева выступила за выход Великобритании из Евросоюза), и многие европейские аристократии, особенно гвельфские семьи (гвельфы, в отличие от гибеллинов, всегда ориентировались на Папу Римского — прим. ред.) из Южной Германии и Северной Италии, Ватикан. То есть целый мощный кластер интересов не хочет этого съедения Западной Европы. Им гораздо лучше, чтобы Америка занялась своими делами. В итоге здесь возникает такой, по крайней мере тактический, союз между определенной частью американского истеблишмента и частью западноевропейских элит.

— А не случится ли так, что Трамп, пройдя через инаугурацию, станет для западного мира еще более популярным консервативным лидером, нежели Путин? До сих пор именно российский президент исполнял на мировой арене роль классического «белого мужчины христианской цивилизации» и активно использовал ностальгию, накопившуюся у европейцев по этому образу. Однако теперь Путину и Трампу придется играть на одной поляне. Не уйдет ли Путин в тень, ведь позиции главы Белого дома в Вашингтоне предоставляют гораздо больший спектр возможностей, чем позиции главы Кремля.

— Я думаю, что этого не будет, поскольку в России власть носит персонализованный характер. В нашей стране первое лицо, особенно популярное первое лицо, весит почти столько же, сколько весь истеблишмент вместе взятый. А в США дело даже не в двухпартийной системе, там много разных групп интересов. И нужно помнить при этом, что значительная часть выборщиков и больше половины избирателей (больше на 1–2 миллиона голосов, как свидетельствуют последние данные) проголосовали за Хиллари Клинтон и за демократов. Поэтому там будет, скорее всего, равновесие или же стремление его достигнуть. Другое дело, что такое равновесие чревато острыми конфликтами на расовой и классовой основе, которые при исключительно неблагоприятном течении могут поставить под вопрос целостность США.

Не думаю, что Трампу удастся сделать многое из того, о чем он говорил. Например, обращает на себя внимание, что он был не очень веселым во время своего триумфа в ночь на 9 ноября, когда объявляли его победу благодаря перевесу в голосах выборщиков. Кто-то объясняет это тем, что он сам не ожидал такого исхода, хотя к моменту, когда на фасаде Эмпайр-стейт-билдинг в Нью-Йорке высветились «очки» кандидатов, все уже было понятно. Можно, конечно, допустить, что мистер Дональд настолько устал, что у него не было эмоций. Но я-то думаю о другом: мне эта ситуация напоминает 1968 год, когда Ричард Никсон стал президентом США. Дело в том, что Никсона очень не любили Рокфеллеры, но они понимали, что могут поставить только на него, а ему нужна была их помощь, и поэтому Никсона обставили таким количеством требований и условий, что он был не очень рад, когда выиграл свое первое президентство (1968–1972). Думаю, что особенно в самые последние дни гонки, когда стало понятно, что Трамп побеждает, ему тоже должны были выставить требования, момент очень подходящий. А победу Трампа можно было предвидеть, несмотря на негативные для него прогнозы со стороны The New York Times и других не слишком расположенных к миллиардеру влиятельных изданий. Для меня, например, очень важными сигналами были два обстоятельства: это фэбээровский вброс об электронной переписке Клинтон (потому что такие вещи просто так не делаются) и статья американского экономиста Джеффри Сакса в «Бостон Глоб» о том, что, если будет продолжена политика Барака Обамы (то есть если на выборах победит Клинтон), то с Америкой через 4–5 лет может произойти то же, что с Советским Союзом в 1991 году.

— То есть США надорвутся на «интернациональной помощи», как надорвался некогда СССР.