"Причастности к судьбе волшебных ветров! - меня бросило в жар от негодования. - Ничего себе! Да, вы правы, мудрые волшебники прошлого - это причастность! Ваши игры стоят жизни других людей! Но к чему вам размышлять об этом?!"
Я швырнула чашку об пол и бросилась к двери, потому что знала, что сейчас разрыдаюсь...Похоже, от горя и отчаянья я растеряла не только остатки самообладания, но и древний дар иттиитов. Дверь распахнулась в ночь и налетела на Эрика, который волочил на себе бездыханного Эмиля. Я отшатнулась, Эрик сделал шаг через порог и внес свою тяжелую ношу.
-- Ну, вы даете! - отдуваясь, сказал он. - Сидите и пьете чай! - Эрик перевел дух, - Что стоите, как истуканы? Быстро приготовьте горячую воду!
ЛЕД И ПЛАМЯ
Глава 25, в которой любовь собирает по крохам веру и надежду
В суматохе никто не обратил внимания, что арбалета при Эмиле не было. Эрик положил брата на скамью.
-- Одеяла! Все, которые есть на базе! Быстро!
Больше Эрику не пришлось повторять, в мгновение ока вскипятили горячую воду и собрали дюжину одеял. Смерч отыгрался на моем друге за все ветра. Мой возлюбленный лежал без сознания, холодный; весь, от кончиков пальцев до кудрявых волос. Мутная стеклянная пелена застлала его глаза, Эмиль смотрел под потолок, а, может, гораздо дальше. Сердце воина почти не билось. По виску Эмиля снегом сползала застывшая вода и рисовала на его лице знак смерча, я прижалась к нему, поцеловала льдину...
За тысячами морей уснуло холодное солнце, оно остыло, и ни слову, ни взгляду не дано было заставить его пробудиться, лишь вздоху, одному-единственному вздоху молились леса и долы. Где тот, чье имя можно было написать в книге виновных? Где тот, чьими стараниями приходит в наши сердца любовь, боль и горе? Где тот, кто не дает веры, когда она одна способна на чудо? Где тот, чьи бессмысленные игры неведомы ни одному из народов...
Наступайте тише, бойтесь, мир меняется, цветет Роза Ветров, и, прежде чем она отцветет, не найдется таких, кто скажет: "Я не знаю смерти, и боли не знаю я". Но найдутся такие, кто скажет: "Я пережил смерть и боль меня не сломила". Я не из их числа; и до Розы, что растет на задворках Земли, мне нет никакого дела. Горем измеряется вера, кому-то угодно так, кому-то, но не мне. Не мне...
Стихия ветра! Что с нее взять? Ей не скажешь: "Твоя ставка, твой черед", не скажешь: "Отступись, обойди, усмири свой пыл" и не попросишь милости. Но тот, кто создал волшебные ветра Унтара, что думает он? Его унесло водами времени дальше, чем старого вождя ойёллей, но неужели оттуда ему не видно дел рук своих?
Лишь только вода вскипела, Эмиля перенесли в комнату для сна и положили на кровать. Кровать была коротка, и Эрик молча притащил из залы скамейку.
- Подушки... - потребовала я.
Ноги Эмиля обложили подушками, я закрыла окна и выгнала всех:
-- Уходите, не стоит вам здесь торчать! - велела я.
-- И не подумаю! - пытался возражать Эрик, но больше никто не посмел со мной спорить.
-- Оставь их вдвоем, - посоветовал Эрику Улен. - Ты и так ухватил за рукав удачу, пойдем, расскажешь, где нашел его! Я с лесным конвоем обшарил весь лес...
... И они ушли, а я развела кипяток травами и стала раздевать Эмиля. Руки не слушались меня, застежки заедали и не открывались. Трудно поверить в чудо, которого не ждешь, ведь Эмиля не должно было быть в живых и нам не судьба была больше увидеться.
Ветер нещадно истерзал противника. Синяки и ссадины покрыли все его тело; казалось, он побывал в самом глубоком ущелье мира и его бросало с одной скалы на другую до тех пор, пока Солнце не сжалилось над ним. Эмиль стал таким далеким, будто говорил с самой смертью. Порванная куртка с трудом прикрывала свитер, но он больше не хранил запах дома, он пах землей и сыростью. Я мыла Эмиля и думала о том, что даже тогда, когда мы впервые прикоснулись друг к другу, я не испытывала такой невыносимой боли в груди от счастья, что трогаю его. Перед лицом смерти многое изменилось, и сказочных богатств стоила каждая минута, проведенная рядом с ним. Мне вспоминались его слова, его голос, умеющий звучать и ласково и строго, его вечный сарказм виделся теперь совсем в другом свете, а музыка, звучание его флейты, неслышной песней лилась с его холодного чела...
Смерч заморозил моего возлюбленного до самого сердца, и горячая вода не могла помочь, она согревала только снаружи. Когда его губы в очередной раз обожгли меня холодом, я собрала все одеяла, разделась и легла рядом. Когда-то Улен учил нас, что тело женщины - самый верный способ согреть мужчину. Эрик отпустил на этот счет немало вольных шуток, но, в сущности, Улен оказался прав. Как только под дюжиной одеял жар одолел меня, он перекинулся на Эмиля, и от кожи к коже пошло по его жилам тепло возлюбленной; жар, не сравнимый ни с каким другим...