Ветра Унтара (СИ)

Солнце по-июльски нежилось на нашей постели и разукрашивало дерево, из которого здесь было сделано абсолютно все, в приглушенные золотые тона. Утро было создано для того, чтобы вспомнить — в моем рюкзаке уже несколько лун понапрасну путешествуют кисти и краски. Только теперь, наконец, наконец-то, я почувствовала, что готова рисовать. Это чувство приходит внезапно, оно точно ноет под ложечкой, и вы не вправе упустить его…

Больше всего на свете люблю точить карандаши. Краски, тюбики и пигменты в этом смысле отступают далеко на второй план. Карандаши — вот истинная магия подготовки. Без них, свежезаточеных, пахнущих деревом и клеем, нет рисунка, нет живописи, нет начала. Именно им суждено оставить на чистом листе первый след, им суждено править балом композиции и установить единственно верный порядок вещей, с которым краскам уже не поспорить.

Я точу карандаши только ножом Эмиля и не потому, что он острее прочих, а потому, что это строжайше запрещено. Нож Эмиля очень хорошей стали, и он им дорожит. Точить карандаши, по его мнению, можно чем угодно. Тут он ошибается. Нельзя! Каждый деревянный скол должно быть конусообразный и тонкий, как крыло стрекозы. Графит, остающийся копьем, или, если плоский, мечом, снимается натиранием лезвия, упирающегося в дерево. Чем длиннее графит, тем больше угол касания, а чем больше угол касания… Одним словом, Эмиль спал, и я на свой страх и риск взяла его нож…

Ультрамарин тронул краешек акварельной бумаги, расплылся у основания нарисованной вазы и незаметно перетек в лиловый. Зажглись солнечные сердца ромашек, их белый ореол подчеркнул сдержанность темных васильков и бледно застыл в зеркале…

Всякий раз, прикасаясь к вечному, я думаю, что каждая травинка, каждый камень и каждая птица, что распевает всем песни или хохлится под дождем — часть некой тайной формулы, золотого сечения, часть любви Солнца ко всему прекрасному миру. Миру, которому незнакомо творческое заблуждение; миру, которому доступно совершенное искусство и гармония. Васильки на фоне дерева, синее на золотом. С ультрамарином я, пожалуй, переборщила. Сидя в одной рубашке прямо на полу и держа во рту беличью кисть N1, я размышляла над тем, прописывать ли детали: узор скатерти, прожилки листьев и капельки росы или отставить все, как есть, легко текущим и ускользающим?

В дверь негромко постучали. Я не ответила, но ручка повернулась и в приоткрытом сияющем проеме появилась белая головка Ив.

— Спите?

— Эм спит. Входи.

Ив вошла и села на край табуретки. Казалось, она ничего не весила; волосы убраны, глаза сонные, руки зажаты меж коленок. «Повзрослела наша малышка», — подумала я.

— Эрик ушел.

Ив говорила шепотом, но Эмиль мгновенно сел на кровати и уставился на нее:

— Повтори!

— Он просил передать, чтобы не волновались, так надо, чтобы он ушел. Он оставил тебе записку.

— Покажи, — сурово приказал Эмиль. Ив протянула ему клочок писчей бумаги. На одной стороне пляшущим почерком Эрика красовались черновики новой песни, а другая сторона гласила:

«Есть дело, которое требует спешки. Не злись, братишка! Иди в Синий Лес. Я вернусь вовремя, привет ребятам!

P.S. Эм, захвати гитару, встретимся на той стороне…»

— Да он совсем обнаглел! — не веря своим глазам, выдавил Эмиль.

— Отличные новости! Что значит «на той стороне»? — спросил Талески, когда ему дали прочитать записку. Мы нервно топтались у крыльца — никто не знал, как сообщить Улену о случившемся.

— Эрик не выходил через ворота, — сказал я. — Охрана ошибаться не может.

— Ну, и где он по-твоему? — глядя прямо мне в глаза, спросил Тигиль.

— Нечего на меня так смотреть! Я понятия не имею…

Улен не был удивлен. Он почесал рыжую бороду, прищурился, затем снова почесал бороду и, наконец, сказал:

— Вы прекрасно знаете Эрика, что вас удивляет?

— То, что сейчас нам больше, чем когда-либо некогда играть в приключения, — возмущенно ответил Эмиль, — у нас своих дел хоть отбавляй!

— Я скажу тебе, отчего ты рвешь и мечешь, — выслушав, ухмыльнулся Улен, — ты собирался уходить сам, а он тебя опередил! И даже если он неправ, теперь уже все равно ничего не изменишь. Мы все отправляемся в Синий Лес, а Эрик догонит нас, когда сделает то, что задумал. Кстати, — добавил он, — прошу не забывать — Итта всегда сможет найти его, если захочет…

— Вот это «если» меня и беспокоит, — нахмурившись, произнес Эмиль. — Надеюсь, он не из — за пустяка бросил нас посреди пути.

— Тебе лучше знать своего брата, — с полной непричастностью пожал плечами Улен. Он взял в руки мой этюд и подошел к окну. — Неплохо, неплохо! Но откуда холодные краски? День-то сегодня золотой! Надеюсь, ты понимаешь, о чем я…