Жало жгло. Я знала: каждый, кто испытает это, больше не спросит себя, как орудует смерть. Полыньяк умер. Он истратил на беседу со мной все свои силы, его смерть совпала с телепатическим трансом, и я услышала ее так близко, как будто она была во мне…
РЕКА
Так один за другим рушится девятый вал на безжизненные острова и, присмирев, исчезает, оставляя только пену и жемчуг; так у подножия вершины мира одиноко тлеют костры последнего заката, без надежды и без игры; так трубочная зола падает на грубой вязки шарф, трепещущий и голубой; так волосы парусом бьются в лицо, и так, сощурив слезящиеся глаза, вглядываясь в темноту, тщетно пытаемся мы разглядеть его, — ветер…
Я проспала до самого утра, мой дух ослаб и не было даже надежд. Потому, проснувшись утро следующего дня в шатре вождя, я лежала с закрытыми глазами и плакала. Слезы одна за другой скатывались на шелковую подушку, и я боялась пошевелиться, чтобы тот, кто есть в шатре не понял, что я проснулась, и не увидел, что я плачу.
Ведьма меня побери, я хотела домой. Я устала так сильно, что мне не хватило бы и недели сна. Я думала о том, что неплохо было бы навести порядок в Доме С Золотым Флюгером, и еще о том, что все сокровища мира я отдала бы сейчас за баню, настоящую баню, с мылом, березовым веником и настоем для мытья волос… Мои бедные волосы, те, которые и Эрик и Эмиль не раз наматывали себе на пальцы и, резко отпуская, приходили в полный восторг от того, что ничто не могло заставить виться мои прекрасные волосы, спускающиеся до самой талии, мои бедные волосы, теперь они выгорели и посеклись… И еще, хоть это и покажется невероятным, но я соскучилась по Ив, да-да, по этой самоуверенной белой девчонке, что отняла у меня сердце Эрика. Я соскучилась по ней, по ее аккуратности, по остроте ее язычка, по ее крошечным запястьям, вечно подпирающим щеку. Мне хотелось сказать ей о том, как ужасно все затянулось, о том, что на урожай нынче можно не рассчитывать, и о том, что Эмиль оброс, как волколак. Теперь, когда действительно надо было спешить искать Улена, теперь мне по-настоящему стало ясно, как сильно я устала от всей этой истории, и что у меня не осталось сил ни любить, ни ненавидеть…
— У нас говорят: когда страшно — думай о прошлом и не думай о будущем… — Най-Мун присела рядом со мной и протянула чашу. — А еще у нас говорят: когда знаешь что делать — делай, не жди. Выпей, детка, выпей! Тебе станет легче.
— Да-да, спасибо, я постараюсь, — едва улыбнулась я. Чашка пахла ароматом теплых заморских пряностей, я отпила глоток и отчаяние отступило. Я выпила до дна. Все-таки Най-Мун — настоящая женщина: в ее королевских повадках не было ни йоты искусственности, она любила и жила спокойно. Теперь она пришла просить за своего мужчину, но, казалось, от того я буду у нее в долгу… И все-таки в одном она точно была права — если знаешь, что делать, делай — не жди, иначе после ты себе не простишь. Я заставила себя подняться: голова тяжелая. Хозяйка улыбнулась и положила передо мной отличной выделки кожаную куртку, это был ее подарок.
— Надень это, сегодня дует ветер, — при слове «ветер» я вздрогнула, но Най-Мун не заметила этого. — Я все же скажу, — продолжала она, — хотя ты вправе поступать, как знаешь. Тей-Рыба не хочет войны, но он считает, что ключ от лабиринтов прячут полыньяки. Скажи ему, что это не так и ты убережешь нас от напрасной крови… — женщина взяла меня за подбородок. — Ты красивая, детка, но у тебя слишком черные глаза. Мой тебе совет — уходите поскорее. — Най-Мун грустно улыбнулась и благосклонно сложила на коленях свои белые, как мрамор, руки.
Эмиль сидел на палубе, свесив ноги в воду и точил нож.
— Итта, — обрадовался он, — я думал ты проспишь целую неделю!
— Я тоже так думала.
— Ты как?
— Не очень. Поговорю с вождем и надо уходить.
— Эй, погоди-ка, а я? — Эмиль вскинул голову. — Я тоже хочу знать, что произошло с полыньяком!
— Ты узнаешь все куда подробней, чем этот бестолковый и чванливый вождь. Надеюсь, ты понимаешь, — я обняла Эмиля за шею, и мир тут же запах молоком и черносливом. Сдается мне, мой милый где-то раздобыл отличный табак.
Известие о последней войне с серными ведьмами не вызвало восторга у Тейя-Рыбы. Отнять волшебный ключ у серных ведьм — все равно, что выйти один на один со стаей голодных мандгор, это вождь прекрасно понимал. Такой противник был ему не по зубам.
— Не думаю, что стоит огорчаться, — посоветовала я. — Вам придется вступить в новую эру. Теперь вы освободились от бремени прошлого. Вы налегке, разве в этом не больше преимущества? Хотя, конечно, если вы пользовались Пещерными Лабиринтами…
— Вы забываетесь, леди! — резко осадил вождь.
— Тем лучше, — как можно более невозмутимо ответила я, — теперь заботы о том, что делать с ветрами и ключом лягут на плечи Белой Гильдии. Мы уходим.
Вождь качнул полями шляпы и, мне показалось, облегченно вздохнул.
— Я не отпустил бы вас, леди из темноглазого рода, но обстоятельства складываются нынче не в мою пользу. Вы получите все необходимое.