Ветра в зените

– Да. С маленькой поправкой: человеком, способным творить подлинные чудеса, человеком, умеющим перекраивать миры. И даже в прямом, исконном смысле слова создавать их.

Впервые за долгое время ожила Ари.

– Зачем ему был нужен этот ваш анкавер? – спросила она.

– Редко, но метко, – одобрительно кивнула Наставница. – Для того, чтобы ответить, надо знать предысторию его родного мира. Долгое время предки и соотечественники Рышара шли тем же самым путём, что и мы в эпоху преданкавера. То есть развивали технологии. И когда они, технологии (в первую очередь компьютерные и коммуникационные) развились в достаточной степени, к ним снизошли некие калмы. Чужаки-телепаты, имеющие нечеловеческое обличье и нечеловеческое мышление. И мир Рышара изменился, приняв новую технологию.

– Это был их собственный анкавер? – рискнул Клаус.

– Вполне возможно. Доказательств нет – ни pro, ни contra. Но очень похоже, очень… – Анжи потёрла подбородок, встряхнулась. – Итак, мир Рышара получил трансферт. Вы оба им уже пользовались в той или иной форме. Мы называем это саркофагом странников. А сам Рышар вошёл в немногочисленную группу людей, которые занялись подбором программ параметров для трансферта. Вроде бы ничего необычного, просто бизнес… но, как вскоре выяснилось, не совсем. Потому что помимо крепких профессионалов в среде вэ-мейкинга выделилась прослойка из немногочисленных художников, истинных творцов, способных перешагнуть тонкую грань между копированием и созданием, между умножением числа доступных миров и расширением спектра сущ-но-стей, из которых состоит реальность. Большинство вэ-мейкеров были обычными профи и ваяли косметически улучшенные версии действительности; меньшинство – то самое, желающее странного – творило новую действительность. Миры на заказ. Рышар был из последних.

Наставница вздохнула. Не решаясь прерывать её рассказ, Клаус и Ари сидели тихо, как пара зачарованных мышей.

– Он вёл жизнь монаха. Или отшельника. Художника, полностью сосредоточенного на своей работе… что, впрочем, равнозначно. А столь полная концентрация на деле ведёт к аскетизму. И Рышар был аскетом. Вот только, как любой мечтатель, он нередко задумывался о том, каково это – жить просто для того, чтобы жить, существовать в своё удовольствие, не думая о цели, не решая каких-либо задач. И вот, когда почти всё население его родины уже безвылазно лежало в саркофагах, переселившись в иные миры, а у него внезапно появилось свободное время, он задумался и спросил себя: а почему нет? В самом деле, почему?

Новый вздох.

– Сказано – сделано. Рышар был полностью свободен в реализации самых причудливых фантазий и самых фантастических причуд, поэтому он взялся за дело, не откладывая, и создал то, что принимал за мир своей мечты. Увы! В очередной раз подтвердилась старая истина, что быть и казаться – вещи очень, очень разные. Легкокрылое счастье лайтов для Рышара, угрюмого труженика и отшельника по доброй воле, оказалось и непонятно, и непривычно… и неприемлемо. Его попытка обернулась ошибкой. Впрочем, даже в провале замысла такого человека, как он, есть своё тёмное величие. Один, без помощи и поддержки, он держался за свою мечту до последнего. Его срок существования как шейда побил все рекорды длительности. А потом он встретил меня.

Анжи замолчала. Её вирт-образ закрыл глаза, а лицо обрело странноватую прозрачность, свойственную людям, полностью ушедшим в воспоминания.

– Странно. Не в первый раз уже я рассказываю эту историю, даже не в десятый, но… хотя в дневниках и заметках Рышара ничего подобного нет, я догадываюсь, какую роль в плоти своей фантазии он отвёл мне. Собственно, догадаться об этом несложно. Мужчине нужна подруга, так было, так есть и так будет. Вот только я всё-таки была лайтом тогда, слишком многого я не умела и не понимала, и правила мной мораль именно лайтов, а Рышар… ему хотелось иного. На самом-то деле. Трудно по-настоящему осознавать свои желания, их причины и пути их удовлетворения… жаль, как жаль! Рышар снова перепутал желаемое и необходимое, попытался совместить в одной женщине две совершенно разных роли: подругу и возлюбленную. А любовь недостаточно могущественна, чтобы сделать человека счастливым вопреки всему миру. Вернее, вопреки всему миру иногда получается, а вот вопреки сущности любящих – никогда. И всё закончилось зельем. Закономерный итог.

– А что такое зелье? – спросила Ари озадаченно. – Яд?

Наставница махнула рукой.