Ветра зимы

Вороны-Буревестники построились у торговой галереи на южной стороне площади, где портики защищали их от дождя мертвецов. Лучники Джокина прилаживали тетивы на луки, когда Барристан ехал мимо; мрачный Вдовец сидел верхом на тощей серой лошади, с щитом у локтя и шипастым боевым топором в руке, и плюмаж из черных перьев свисал с одного боку его железной каски. Парнишка позади сжимал в руках стяг отряда — дюжина рваных черных вымпелов на высоком древке, увенчанном резной деревянной вороной.

На площадь явились и конные владыки, дотракийцы: Агго и Ракхаро увели за Скахазадхан большую часть маленького кхаласара королевы, но старый кривоногий джакка рхан Роммо собрал двадцать всадников, что остались в городе. Некоторые были не младше его, многие отмечены старыми шрамами и увечьями; остальные — безбородые мальчишки, юнцы, еще не заслужившие ни колокольчика в волосы, ни даже права заплетать косу. Они кружили на конях вокруг изъеденной временем бронзовой статуи Кователя Цепей, боясь отбиться от своих и отскакивая в сторону, когда сверху падал труп.

Невдалеке под зловещим памятником, который великие господа называли Шпилем Черепов, собралось несколько сотен гладиаторов. Селми увидел среди них Пятнистого Кота, а рядом стоял Бесстрашный Иток, и где-то еще Сенерра Женщина-Змея, Камаррон Три Счета, Полосатый Мясник, Тогош, Марриго, Орлос Катамит. Даже Гогор-Великан был здесь, возвышаясь над окружающим, как взрослый мужчина среди детей. «Похоже, свобода для них все же кое-что значит». Гладиаторы питали к Хиздару больше любви, чем к Дейенерис, но Селми все равно был рад их здесь видеть. На некоторых даже были доспехи — видать, победа Барристана над Храззом кое-чему их научила.

Укрепления вверху над воротами были запружены людьми в разноцветных плащах и медных масках: Бритоголовый послал Медных Бестий на городские стены, чтобы заменить Безупречных и дать им выйти в поле. Если битва будет проиграна, это Скахаз и его люди останутся защищать Миэрин от юнкайцев… пока не вернется королева Дейенерис. Если она вообще вернется.

На разных концах города, у других ворот, собирались другие отряды. Таль Торак и его Крепкие Щиты строились у восточных ворот, которые в городе называли воротами в холмы или Хизайскими воротами, поскольку через них вела дорога в Лхазар, через Хизайский перевал. Марселен и Дети Матери стояли у южных ворот — Желтых. Саймон Полосатая Спина и Вольные Братья стянулись к северным воротам, выходящим на реку — этим будет проще всего, там их не ждут враги, разве что несколько кораблей. Юнкайцы, правда, разместили к северу два гискарских легиона, но те стояли за Скахазадханом, и между ними и стенами города была река.

Главный юнкайский лагерь лежал к западу, между стенами Миэрина и теплыми зелеными водами залива Работорговцев. Именно там стояли два требушета, один у реки, второй напротив главных ворот Миэрина, и каждый охраняли две дюжины юнкайских мудрых господ, каждый с отрядом рабовсолдат. За гигантскими осадными машинами начинались укрепленные лагеря еще двух гискарских легионов. Рота Кошки разбила лагерь между городом и морем. Еще у врага были толосские пращники, и где-то в ночи таились три сотни элирийских арбалетчиков.

«Слишком много врагов, — мрачно подумал сир Барристан. — Перевес не в нашу пользу».

Эта атака противоречила всем инстинктам старого рыцаря — стены Миэрина были толсты и прочны, за ними у защитников были все преимущества. Но у него не было другого выбора, кроме как повести своих людей прямо в пасть юнкайских осадных линий, против многокартно превосходящих врагов.

«Белый Бык назвал бы это глупостью», — и еще он предостерег бы Барристана: не доверяй наемникам. «Вот до чего мы докатились, моя королева, — думал сир Барристан, — Наши судьбы висят на волоске, на алчности наемника. Ваш город, ваш народ, наши жизни… Всех нас держит Принц-Оборванец в своих кровавых руках». Даже возложив последнюю надежду на откровенно безнадежную затею, Селми знал, что другого выбора у него нет. Он годами удерживал бы город, будь его врагами одни юнкайцы — но теперь, когда по улицам скачет бледная кобылица, у него нет и месяца.

Площадь смолкла, когда старый рыцарь и его знаменосцы направились к воротам. Селми слышал, как шепчутся бесчисленные голоса, как шумно дышат и ржут кони, скребя подкованными копытами по раскрошенному кирпичу, как лязгают мечи и щиты — все как-то затихло и отдалилось. Не мертвая тишина — просто затишье, словно набираешь в грудь побольше воздуху перед криком. Факелы дымили и трещали, раздвигая тьму подвижным оранжевым пламенем. Тысячи, как один человек, повернулись к старому рыцарю, когда тот сделал круг в тени огромных ворот, окованных железом. Барристан Селми чувствовал, как все взгляды устремлены на него.

Капитаны и командиры отрядов стянулись к воротам Барристану навстречу — Джокин и Вдовец от Ворон-Буревестников, звеня кольчугами под вылинявшими плащами; Серый Червь, Верное Копье и Убийца Собак от Безупречных, в своих шипастых бронзовых шлемах и стеганых доспехах;