Ветряные мельницы надежды

— Да вы здорово продвинулись! Опять встречаетесь?

— Не сегодня. Завтра ночью. — Мы остановились перед почтовым ящиком. Я стоял и смотрел на него. Просто стоял и смотрел, будто у нас с ним дуэль. — По-моему, у нее какая-то беда. Она плакала. И еще у нее на лице синяк… ну, что-то вроде синяка.

Делайла привалилась к ящику, помахала веером и вздохнула.

— Знаешь, сынок, я бы сказала, чтобы ты был осторожен, если бы не две вещи. Первое: все равно никакого толку. И второе: уж слишком часто мы произносим эти слова. Будь осторожен. Смотри, как бы не пострадать. Не рискуй. Не чувствуй. С тем же успехом можно посоветовать просто не жить. Суть-то одна.

Делайла вроде ждала чего-то, но я молчал. Только на почтовый ящик смотрел — и молчал.

— Сынок, ты в порядке?

— Лучше всех. — Я сунул письмо в щель и разжал пальцы. И оно упало внутрь. Дело сделано. Уже не передумаешь. Назад дороги нет. Я справился. Я сумел. — Пойдем за фильмом?

* * *

Смешно. Кино оказалось очень смешное. Я знал от Делайлы, что фильм про любовь, но не думал, что еще и смешно будет. Это кино про знаменитого на весь мир актера — его Джин Келли играет. И актер этот влюбился в одну девушку. Он запрыгнул к ней в машину, когда спасался от толпы поклонников. Их много было, поклонников, целая орава, они прямо одежду на нем раздирали, и он кричал своему другу, которого Дональд О’Коннор играл, чтобы тот его спас. Он кричал: «Зови такси!» А тот, который О’Коннор, и говорит: «Звать тебя такси? Ладно. Ты — такси».

Я чуть не лопнул со смеху. И не только когда в первый раз услышал. Всякий раз, как вспомню, — опять снова чуть со смеху не лопаюсь.

А Делайла опять на меня такой взгляд бросила… вроде она чего-то не понимает. И тогда я спросил:

— Что?

— Шутке-то в обед сто лет, сынок.

— Ага. А если никогда не слышал?

— Тоже верно. И вдобавок мне приятно, что ты смеешься. По-моему, я раньше и не слыхала, чтобы ты смеялся.

— По-моему, я и сам раньше не слыхал, чтобы я смеялся.

И правда — если я когда и смеялся, то уже забыл.

Потом этот Дональд О’Коннор танцевал — здорово танцевал, смешно. Он пел песню «Пусть смеются», одновременно исполнял свой смешной танец и все стукался головой о доски, которые парни по студии таскали. Он кружил, кружил — на полу, на кушетках, натыкаясь на кирпичные стены, и я хохотал без продыху. Наконец он шага три протанцевал вверх по стене, перекувыркнулся в воздухе, встал на ноги — и то же самое на другой стене повторил.

— Вы про этот танец говорили?

— Ой, нет, сынок, это не тот фильм. Только что смекнула: там не Дональд О’Коннор играет, а Фред Астор, и он не на три шажка по стене поднялся, он долго танцевал. Надо будет мозги напрячь и вспомнить, что ж это за кино.

— А как они это делают?

— Потом объясню, смотри пока. Или, может, выключить?

— Нет! Что вы! Хочу увидеть, чем дело закончится. Мне очень нравится!

Делайла готовила в микроволновке попкорн, а я смотрел, как Джин Келли закрыл свой зонт, и пел, и танцевал под проливным дождем. После того как впервые поцеловал девушку, в которую влюбился.

— Тебе честно понравилось? — спросила Делайла. — Фильм-то жуть какой старый.

— Очень!

Еще как понравилось. Кино — это глупость. А глупость у нас в доме была под запретом. Вдобавок фильм — про любовь. И смешной. Еще два отцовых запрета. Поучительного в нем ни капельки. Никакого особого смысла, просто для развлечения. Вот уж и правда — развлечение. Я ничего похожего за всю свою жизнь не видел.

Это были мои первые каникулы. Самые настоящие.

* * *

Когда я вернулся домой, отец сидел в своем кресле. И смотрел перед собой. Не читал, не слушал музыку — просто так сидел.

— Я даже не стану интересоваться, где ты был, — сказал он.

— Вот и хорошо.

— Однако я подумал, что ты действительно крайне напряженно занимаешься. Быть может, весенние каникулы пойдут тебе на пользу. Быть может, в дальнейшем это положительным образом скажется на твоих успехах в учебе.

Я застыл на месте и посмотрел ему в лицо, но он не захотел встретить мой взгляд.

— Спасибо, что так решил, отец. Ты очень заботливый.

Так я сказал — вроде большую жирную точку поставил в конце дня.

А мне ж никогда и в голову не приходило — до той секунды, — что если я ни на дюйм не отступлю, то отступить придется ему.

4 МАРИЯ. Сюрпризы

Карл устроил мне сюрприз, вернувшись раньше обычного. Где-то в половине восьмого. Я уже пару часов как пришла от Стеллы, но удар для меня все равно был тяжелым.

Во-первых, сюрприз от Карла — это всегда тяжело. Жизнь в нашем доме должна идти по плану, и любое отступление пугает. А во-вторых, Карл улыбался. Широченная такая улыбка была на лице, от уха до уха. Будто его ранний приход — большой и радостный сюрприз. Только меня все равно сомнения брали: не напоминает ли он таким способом, что может нагрянуть куда угодно и когда угодно? Карл часто говорит или делает одно, а подразумевает — и мне дает понять — еще и другое, а то и третье, и четвертое-пятое.

— Как тебе удалось так рано прийти? — спросила я с таким видом, словно это дело хорошее. Во всяком случае, я очень старалась.