Ветряные мельницы надежды

— Ну конечно. Мы ведь будем совсем рядом. Правда, машины нет ни у тебя ни у меня и водить мы не умеем. Но что-нибудь придумаем. Как здорово, что вы с Натали подружились. Я очень рада, что она хоть одного хорошего парня узнала… Ну, ты понимаешь. Не такого, как раньше.

Больше я не знал, что говорить. В душе мечтал даже, чтобы она поскорее уехала, а я… я смог бы наконец умереть. Развалиться на части. Рассыпаться в пыль.

— Что ж…

— Да-да, — быстро сказала Мария. — Пойду позову Селию, она нас отвезет.

— Минуточку, ладно? Посиди с детьми в машине. Мне надо с мамой поговорить.

* * *

— Что ты ей сказала, черт возьми? — выпалил я, едва за нами закрылась дверь гостевого домика.

— То есть?

— Она решила меня бросить! Она хочет жить одна! У нас все было так хорошо! Что ты ей наговорила по дороге в Нью-Йорк и обратно?

Мама вздохнула. Грустно так вздохнула, мне кажется.

— Себастьян… Это не я сказала Марии, что ей надо пожить самостоятельно. Наоборот, это она мне сказала. Но я с ней согласна. Девочка права. Она ни малейшего понятия не имеет о нормальных отношениях с мужчиной.

— Зато она хотела научиться! Хотела! Пока ты не появилась!

Мы как зашли, так и остановились у самой двери. И если я хоть что-то понимаю в чувствах, то нам обоим было неловко и неуютно. Я заметил, что она поддерживает правую руку левой, прижимая к животу, но не спросил, что у нее с рукой. Меня более важные вопросы занимали.

— На самом деле она к этому не готова, дорогой. Просто она не думала, что у нее есть выбор.

— А ты ей сообщила. Класс! Ладно, не знает она, что такое нормальные отношения. Большое дело! Будто я о них что-то знаю. Вместе бы и научились.

— Это не одно и то же, дорогой. Большая разница. Как если бы у человека вообще не было кредитки — или у него долг по кредитке. Понимаешь? Ты просто начинаешь жизнь с чистого листа. А у нее за спиной — долги и банкротство. У нее вся жизнь вкривь и вкось, а чтобы на прямую дорогу выйти, нужно время. Ей надо многое обдумать, и думать придется долго.

Долго. И Мария так же сказала. Значит, надежды нет. Безнадежнее только гильотина. Я бы заплакал, если бы мамы не было. Перед ней я не собирался плакать. Я ей не доверял. Кто знает, что она за человек и как воспримет мою слабость?

— Я люблю ее!

Это само вырвалось. Я-то собирался сказать что-нибудь… жесткое. Достойное мужчины.

— Дорогой ты мой. Конечно, любишь. Я знаю. Первая любовь — это всегда тяжело. Ты ее любишь так сильно, что хочешь быть рядом с ней. Но любишь ли ты ее так сильно, чтобы отпустить, если это ей действительно нужно?

Я постарался напрячь мозги для ответа, но они, похоже, свернулись в трубочку и выбросили белый флаг. Так бывало, когда, сидя за компьютером, я пытался понять, что такое «бесконечность».

И я честно сказал:

— Это очень трудно.

А мама вдруг сделала совершенно неожиданную штуку. Шагнула вперед, обняла меня и прижала к себе. Правда, одной рукой — левой. Я окаменел в этом неуклюжем одноруком объятии. Хотел вырваться. Заорать, чтоб не смела так делать. Не видит она, что ли, — я ее до сих пор не простил?..

Она потерла ладонью мою спину. Легонько-легонько. И я не выдержал. Заплакал.

— Да, дорогой. Это очень трудно. Пожалуй, ничего труднее и нет на свете. Мало кто на это способен. Можно целую жизнь прожить, но так этому и не научиться.

— А я, значит, должен? Почему? — всхлипнул я, точно сопляк какой-нибудь. Даже стыдно стало.

— Должен, дорогой. Должен, чтобы найти свое счастье.

Мама еще пару минут поглаживала меня по спине, а я пытался прекратить реветь.

Прежде чем открыть дверь и выйти, прежде чем увезти мою первую и единственную любимую, Марию, и мою маленькую подружку Натали, мама на миг замерла, взявшись за дверную ручку. Левой рукой.

— Себастьян… Я знаю, что тогда поступила неправильно. Можешь мне ничего не доказывать, все равно возражать не стану. Я тебя бросила. Предала. Знаю. И прошу только об одном: давай попробуем оставить плохое в прошлом и начать сначала. Ты попытаешься простить меня, Себастьян? Через год, через десять лет — я готова ждать, сколько нужно. Только попытайся. Больше я ни о чем не прошу.

— Не так это просто.

— Знаю. Еще как непросто, дорогой. Сейчас мне придется вернуться домой, но в следующую пятницу я снова приеду. И мы поговорим. Если только ты захочешь.

А я захочу?

Мама ушла, не дожидаясь ответа.

* * *

Она еще не успела отъехать, а к моему домику уже бежала бабушка Энни с телефонной трубкой в руке.

— Это Делайла! — выдохнула она. — Извини, мой мальчик, я без твоего разрешения сообщила ей все про Марию. Понимаешь, Делайла спрашивала, как там у вас дела, ну я и сказала правду.

Слава богу. Не представляю, как я выложил бы эту самую правду Делайле.

Я взял трубку:

— Привет!

— Я скоро буду. Глазом моргнуть не успеешь, сынок.

— Ой, погодите! Вы где?

— Дома. В Сан-Диего. Немного раньше вернулась, чем думала, — полтора дня назад. И уже сажусь в машину. Еду к тебе, сынок.

Я еще долго стоял с трубкой в руке, гадая, как ей это удается? Делайла — просто чудо. Всегда знает, где она сейчас нужнее всего.

* * *