Порезавшись раз пять и поматерившись от души, Костя отправился в обратный путь. Его внимание привлекли громкие голоса из шестого купе. Кто-то говорил о политике:
– … и оккупанти! Они должни вивести войска с севера, виплатить компенсацию! Урса – говно, и Правитель у них тоже – говно! Не могут смотреть как мы добили себе свободи, и бесятся, хотят задушить нашу державу! Они – нация рабов, а мы – свободние люди, вот в этом наше разница! Никогда ми не будем братьями!
– За то выпьем! – провозгласил другой голос.
Костя не выдержал и остановился напротив вагонных политологов. Среди них оказался и давешний посетитель туалета. Вообще, компания была характерная: молодые коротко стриженные мужики, трое – в спортивках один – в джинсах и футболке. На плече у одного из них была татуировка в виде стилизованной двусторонней секиры – герба Хоморы.
– Мужики, – спросил Костя. – А вы на каком языке сейчас разговариваете?
– Эм-м-м… На урском… – смутился татуированный.
– Так что там насчет братьев?
– А ты что, сильно умни? – подорвался тут же туалетчик. – Ты имперец что ли? На портрет Правителя фапаешь?
– Пф-ф-ф, я тебя умоляю. Я вообще из Альбы, мне одинаково срать и на Правителя и на ваш Великий Сейм.
– Так чего лезешь тогда?
– А вот заело меня! Слышу, тут такие славные хоморские хлопцы едут и костерят Урсу и Правителя. И Хомору свою восхваляют. Любите родину, хлопцы?
– А то! – выпятил грудь татуированный.
– А если б тебе в Америке работу и жилье предложили, поехал бы?
– Ясное дело, – заржали хоморцы.
– Тогда цена вашей любви к родине – дерьмо! – заявил Костя, но тут же был схвачен за руку.
– Погоди-и-и, уважаемий! Сядь тут с нами, давай поговорим…
Была в этих словах угроза и пьяная настойчивость. Угроз их Костя не боялся, потому как видел, что телосложения они все не самого спортивного, двое зажаты между столиком, стенкой и своими товарищами, да и полотенце вафельное Костя уже намотал на кулак, на всякий случай.
– Так ты что, урсист? Небось за Преображенского голосовать будешь? – напирал татуированный.
– Да я вообще никогда не голосую. Насрать мне на политику! Ну а вы что тут делаете, так далеко от ненаглядной Хоморы?
– Друзья нас пригласили, дела тут у нас…
Костя постепенно догадывался, какие у них тут дела, и поэтому закипал всё сильнее.
– Свои бы дела порешали сначала… Небось за свободу бороться приехали?
Было видно, что Марек попал в точку. Но хоморцев было просто так не пронять:
– Ваши нашим в прошлом году помогали, вон, когда Великий Сейм собирали, сколько ваших флагов там было? И ваши за нашу свободу гибли тоже, теперь мы на помощь пришли…
– У-у-у-у, ребята… Я лучше пойду, все равно конструктивного диалога не будет… – Костя начал вставать, но татуированный надавил ему на плечо, усаживая:
– А ты что, против свободи? Скажи, братка, не стесняйся!
– Я за порядок и за созидательный труд… А этого в вашей Хоморе и до Сейма не хватало, а теперь и совсем как-то туго стало! Зато «свободи» полно, это дааа! Богатейшая, красивейшая страна: море, чернозем, металлы, уголь – всего куча, а живете беднее… Беднее нас, елки-палки! А у нас в Альбе вообще ничего нет, врубаетесь? Вообще! Земля – дерьмо, климат – дерьмо, моря нет, полезных ископаемых нет, только люди, которые немножко работают и немножко любят порядок. А у вас – свобода… Свобода быть бандитом или проституткой? Свобода голоса бабулек перед выборами покупать?
– Ты того… Полегче, братка! – татуированный угрожающе приподнялся.
– Да сядь ты уже! – распалившийся Костя ручищей своей толкнул его в грудь, и он со стуком уселся обратно.
Второй хоморец попытался ухватит Марека за грудки, но парень перехватил его руку и вывернул, пока тот не замычал.
– Сидите и слушайте уже, что о вас в Альбе думает по крайней мере половина людей! А то приехали «за свободу»! Ваша свобода… Видал я ее, когда за барахлом ездили на рынок в Серигов… Даже с нашими нищенскими зарплатами в 200–250 долларов там кучу всего можно купить! Вот это меня всегда поражало… Разметки на дорогах нет, из трещин тротуаров трава торчит, бабули бутылки в мусорках собирают, зато холеная морда кандидата на очередных выборах таращиться с плаката на всю стену девятиэтажного дома! Да за этот плакат можно километр этой конченой разметки нарисовать! Во всем Серигове увидел одну красивую оштукатуренную стену, и на той написано большими буквами «ПРАВИТЕЛЬ – ГОВНО». На лбу себе напишите, может поможет… – Костя встал, и заметив движение сбоку шикнул, замахнувшись: – Сидеть, мать твою!
А потом прошел к своему месту и сказал Нику:
– Пора на выход. Подъезжаем.