Ветрогон

Но тут-то ситуация другая! Критика боевой тактики — это не констатация причинения прямого или косвенного вреда обычным людям! А у меня такое ощущение, что их ошибки не просто замалчиваются — их реально не замечают! Причем не замечают достаточно умные люди, пусть и не военные (у меня тоже боевого опыта, кроме как в компьютерных играх, нет). Ведь этот «танцевальный ансамбль» так налажал, что и слепой дебил поймет. Да, они мелкие — так тем более нужно их обучать, помочь им начать сражаться эффективнее!

— Да как ты вообще смел их критиковать⁈ — эхом отозвался отец моим мыслям.

— Если я вижу лажу, я говорю, — холодно сказал я. — Напомню, что они одного червяка вообще упустили — его наша ПВО сняла.

— Да ты!.. Да это предназначение Ордена — помогать детям-волшебника! Мы! Им! Должны! Помогать! А не насмехаться над ними! Ты вообще — моральный урод! Такой отбитый, испорченный бандит, как ты, вообще ребенка-волшебника не поймет! Ими становятся только чистые души!

Ага, да, «чистые сердцем и сильные волей», это общеизвестная формула. Про высокий интеллект, как я уже говорил, в ней ничего нет. Но отцу я этого не сказал. Просто ждал, стараясь не дать пружине внутри себя развернуться.

— Короче, я решил, — отец сделал вид, что успокоился: точнее, просто устал орать и перевел дух. — Ты испорченный вкрай, мешаешь, ничего по дому не помогаешь, не учишься, я ничего с этим сделать не могу! — полное вранье: я и готовлю, и посуду мою. А вот в кабинете отца убирать отказался, да. Пусть сам свои банки из-под пива выносит. — Отправляешься в школу-интернат, с сегодняшнего дня! Будешь там с детьми преступников и психическими тусоваться, раз слов не понимаешь! Собирайся!

Отец зашагал к моему шкафу, рванул на себя дверцы и начал с сопением выкидывать оттуда вещи.

…Он, конечно, просто угрожал. Для красного словца. Любой, оформлявший ребенка хоть в детский сад, хоть в школу, хоть еще куда, отлично знает, что это нельзя сделать одним днем. Младенца или малыша подкинуть в детский дом — да, его обязаны взять, и то родителей искать будут. Органы опеки тоже могут сразу увезти, но только «в случае явно выраженной угрозы жизни и здоровью». А если кто приведет здорового парня на порог школы-интерната, не оформив отказ от родительских прав, подростка вернут с полицией, еще и дело могут открыть.

Кроме того, этот самый пресловутый «отказ от родительских прав» делается непросто и небыстро. К тому же отец не мог бы провернуть ничего без мамы, а она бы такого не допустила. Пришла бы со смены и устроила ему… Очень может быть, что из дома в осеннюю ночь пошел бы именно папаша, причем прыгая на одной ножке, потому что вторая была бы сломана. Афина Ураганова (тоже имени вполне соответствует!), в отличие от мужа, женщина совсем не тщедушная.

Но в тот момент я об этом не думал.

Нет, вру, думал немного: мелькнуло на краю сознания соображение, что, «похоже, Пантюха реально решил изгадить мне жизнь. Даже если сейчас в приюте не запрет, все равно спокойствия мне в этом доме не видать». Но я совру, если скажу, что это было решающим соображением.

Просто пружина внутри наконец развернулась — я почти услышал этот звук.

Ярость ушла, отдалилась. Потому что она теперь была не во мне, она вырвалась наружу и пела вокруг меня белым кипением воздуха.

Поглядев на кучу вытащенной отцом одежды, я вытащил оттуда новенькое осеннее пальто — все-таки в парке сегодня было прохладно. И белый шарф к нему. Пальто сшил отец, летом, по маминой просьбе — и эти его долбанные примерки и подгонки немало послужили обострению отношений между нами! Но получилось действительно стильно: с лацканами, с огромным капюшоном… Немного напоминает старинную орденскую военную форму. А на ногах у меня все еще были ботинки, не домашние тапочки: задумался и прошел в комнату, не разувшись. Это хорошо, меньше телодвижений.

Накинув пальто и шарф на шею, я поднял руку. Глефа послушно скакнула туда из своего угла, блеснув лезвием. Мир мой покачнулся, наполняясь новым, доселе неведомым. Откуда-то — от глефы, конечно, откуда же еще! — я теперь знал, что зовут мой предмет-компаньон «Ветрогон», что он может наносить удары чудовищной силы, подобно циркулярной пиле невероятной мощности — а еще обладает рядом других способностей и возможностей, в том числе и кое-какими дальнобойными атаками. Кроме того, я без тени сомнений понимал, как и для чего «использовать» алебарду… И я не зря взял это слово в кавычки — с тем же успехом можно было сказать, что это она пользовалась мною! Предмет-компаньон стал частью меня: то ли третья рука, то ли сердечный имплант, без которого жизнь не в жизнь.

А еще я понял: под родительской крышей мне нельзя оставаться более ни минуты.

Тут же, почти без моего сознательного повеления, порыв ветра пронесся по комнате, распахивая окна. Стукнула оконная рама, зазвенело, отзываясь, мамино трюмо в прихожей. Отец обернулся от шкафа на звук, держа в руке комок моих носков — и выронил их. Глаза у него сделались как два донца кумулятивных снарядов большого калибра.

Ну да, глефа ведь теперь стала видимой.