Ветроум. Странное, страшное, смешное в повседневной жизни русской провинции XVIII – начала XX века

Первое причастие происходит уже при крещении младенца. И Мавра, и Акулина, разумеется, получили должное причащение в младенчестве. Когда они признавались, будто «от роду своего ни разу» у причастия и исповеди не бывали, то имели в виду – в сознательном возрасте. Церковь определяла семилетний возраст как рубеж, когда наступает ответственность человека за свои поступки. После можно было не только причащать, но также исповедовать. Государственная власть, дисциплинируя подданных в их отношении к исповеди и причастию, указывала, что это должны делать все люди «от седьми и до самых престарелых лет»[63]. 22 декабря 1785 года был подписан указ Екатерины II «О дозволении малолетным, коим минуло 14 лет, просить Попечителей, по прошествии же от роду 17 лет вступить самим в управление имения, но прежде 21 года не продавать и не закладывать оное без согласия Попечителей». Там говорилось определённо: «Малолетному по прошествии от роду 17 лет вступать в совершеннолетство», причём это касалось людей обоего пола[64]. Так что и 14-летие тоже было важной вехой юридически определяемого взросления. Указ этот касался дворянских детей, но, по логике тогдашнего законодательства, его формулировки можно было применять и к иным ситуациям. Из него следует, что, имея от роду 18 или 20 лет, человек вполне мог отвечать за себя и уж к исповеди и причастию обязан был являться[65].

В то время действовали губернские совестные суды. Они служили в качестве специальных учреждений, в частности, для процессов над малолетними обвиняемыми. В 1787 году Вятский совестный суд разбирал дело о крепостном парнишке из Уржума, который бежал из-за побоев. Когда выяснилось, что ему не 16, а 18 лет, то дело передали в другую инстанцию – Вятский уголовный суд[66]. Похоже, что именно 17-летие было расценено как рубеж, после которого прекращается подсудность совестному суду.

Ещё два дела из практики Вятского совестного суда за тот же 1787 год показывают отношение к возрасту совершеннолетия, а заодно к посещению исповеди и причастия. «Крестьянский сын» знал о том, где скрывались беглые рекруты, но властям не донёс. Этот случай рассматривался в совестном суде, поскольку «от роду ему пятнатцатой год». Меж тем мальчик «на исповеди и причастия святых таин бывал»[67]. Другой малолетний вместе с двумя товарищами напал на прохожего, избил его и отнял имущество. Был ему «шестнадцатой год», «а на исповеди и причастия святых таин бывал»[68]. Оба моложе 17 лет, и оба исповедоваться и причащаться ходили.

Позднее, 29 ноября 1818 года и Сенат подтвердил, что «малолетство» продолжается вплоть до 17 лет (а не до 15, как решили было смоленские чиновники, проконсультировавшись с местной консисторией). Соответственно, и подсудность совестному суду простиралась до такого возраста[69].

Насколько строго следили за тем, регулярно ли народ исповедуется и причащается, видно по некоторым архивным делам. В 1783 году епископ Вятский и Великопермский Лаврентий разослал по уездным духовным правлениям распоряжение, требуя подготовить и прислать реестры о тех, кто не ходил к исповеди и причастию во время прошлогоднего Великого поста. На них нужно было наложить взыскание[70]. В 1787 году Вятский совестный суд рассматривал дело о посещении исповеди и причастия. Оказалось, что два человека у исповеди бывают, а к причастию не ходят[71].

В 1793 году Вятский совестный суд разбирал слова и поступки дворцового крестьянина Михайлы Балобанова и его жены Авдотьи. Эти пожилые люди, дескать, знали «волшебную науку», произносили «похвальные слова к порчению людей», а баба к тому же летала сорокой. Было установлено, что она и на исповедь является, и к причастию. Но он «у исповеди бывает каждогодно, а святых тайн не приобщался»[72].

Спустя четверть века после истории с чемерицей, в 1825 году было заведено «дело по отношению Вятской духовной консистории о небывших у исповеди и причастия прихожанах и о наложении на них церковного наказания». Епископ, ссылаясь на указ 1801 года, конкретизировал вразумление церковное таким людям: кто не бывал у исповеди и причастия один год – тому по воскресеньям и праздничным дням бить в церкви сто земных поклонов, кто два года – тому двести, кто три – триста и т. д. Проделывать это нерадивые должны были «под смотрением духовных их отцов и полиции». Покуда не отбудут наказания, их нельзя никуда отпускать из жительства. И затем надлежало взять у них подписку, что они больше так поступать не станут[73].

Среди тех законов, по которым намеревались судить Мавру и Акулину, разыскали упомянутый выше указ 1765 года, который предусматривал: если какие-либо люди не бывали на исповеди и у святого причастия сверх трёхлетнего времени, «а в расколе не окажутся», то их следует подвергнуть публичному церковному покаянию молитвою и постом. Следователи специально выясняли, не состоят ли Мавра и Акулина в расколе (л. 7 об., 14, 19).