Ветры, ангелы и люди

Летом, когда красота – священная обязанность каждого честного горожанина, поневоле начинаешь приглядываться к прохожим, выбирая самые совершенные тела, словно всерьез вознамерившись пополнить ими свой гардероб. Стать бы на пару часов вон той загорелой блондинкой в сером шелковом сарафане, или тонким наголо бритым мальчиком в рваных шортах, ухоженным пожилым господином с ястребиным профилем и седыми висками, зеленоглазой женщиной с сотней разноцветных косичек, собранных на затылке тяжелым узлом, рыжим подростком в лазурных индийских штанах… Господи, да это же мое отражение, значит, рыжего отменяем, кто там у нас еще?

Осенью

Мир становится так пронзительно прекрасен, гулок, звонок и полон собой, что наша внешность и даже сам факт нашего присутствия здесь окончательно утрачивает значение для всех, кроме, разве что, нас самих, да и то вопрос остается открытым.

Осень – отличное время, чтобы донашивать любимые старые вещи: вытертый джинсовый плащ, дурацкий пестрый берет, вельветовый пиджак цвета мокрого песка, серую куртку «кенгуру» с клетчатым капюшоном, черные башмаки с красной подметкой, словно бы ухмыляющиеся при ходьбе.

Осенью нужно ходить не спеша, жадно вдыхая влагу и свет, подбирать с травы поздние яблоки, грызть, протерев рукавом, подолгу сидеть на открытых верандах кафе или просто на бульварах, бросив на мокрую скамью тряпичную сумку, с которой вышли за хлебом час, день, вечность назад. Осенью нужно покупать побольше обновок на зиму и даже на весну, хотя именно осенью возня с одеждой кажется глупой, осенью каждый день как последний, или даже не «как» – вот именно поэтому.

Осень преподносит человеку щедрый дар – науку умирать, мы все знаем об этом, только мало кто признается себе, чему учится каждую осень, пока золото всех небес изливается к нашим ногам, и лишь коснувшись земли превращается в сухую листву. Покупать обновки следует просто для равновесия, настойчиво напоминать себе, что будущее, которого нет, хотя бы теоретически возможно, изобретать нелепые гарантии, брать заложников – белый свитер специально для января, алый шарф станем носить в феврале, когда все прочие устанут нас согревать, а самые лучшие в мире ботинки изумрудного цвета, на тонкой подошве можно будет надеть лишь в апреле, не раньше, и каким надо быть идиотом, чтобы теперь не дожить до весны.

Лучшая одежда для осени та, что мы наденем когда-нибудь позже. Например грядущей весной.

Зимой

В детстве выскакивали из дома в куртках, тонких и легких, в теплых трикотажных штанах, которых не жалко, в купленных на вырост условно непромокаемых башмаках, у меня были ярко-красные, и с тех пор я знаю, как важно носить зимой яркую разноцветную обувь, смотришь под ноги, чтобы не споткнуться, а там – клубничные кляксы на белом снегу или сером асфальте, торжество чистого цвета, праздник, который идет с тобой в ногу, почти карнавал.

Куртки, которые родители почему-то называли «анораками», тоже были разноцветные, красная и голубая, их купили почти одновременно, но голубая официально считалась новой и хранилась «на выход», а красную можно было таскать в хвост и в гриву – в школу, в парк, кататься на санках в те редкие дни, когда выпадал снег, с папой в лес, с мамой по магазинам, залезать на крышу заброшенной гауптвахты, сбегать на дальний пустырь, сползать на пузе в овраг, карабкаться через заборы в запертые дворы, проникать в пустующие дома, неугомонным красным шаром катиться через серую теплую темную зиму – вперед, куда же еще.

В юности мне, конечно, казалось, что лучшая зимняя одежда – черное пальто до пят; полы его будут развеваться на ходу, демонстрируя оцепеневшему от восхищения миру непроглядную тьму подкладки и тяжкую мощь башмаков на платформе, каждый шаг – суровый приговор реальности, которая недостаточно хороша, чтобы получить меня в свое полное распоряжение, а потому у нас война, не на жизнь, а на смерть, ясно вам всем? Огонь, пли!

Это вполне закономерная позиция, когда вам, скажем, четырнадцать лет, и вы бредете по пустынному зимнему пляжу, не разбирая дороги, зябко ежась в куцей, из комиссионки, с чужого плеча, курточке цвета ночного неба, все равно куда, хотя лучше бы сразу в рай, который снится каждую ночь и исчезает каждое утро, даже вспомнить ни черта невозможно, кроме того, что он был, а теперь утрачен навек, по крайней мере, до следующей ночи Мирадж, или как там она называется – когда с неба спускают пожарную лестницу для желающих срочно эвакуироваться из этого здешнего ледяного адского пламени, но, поди, до нее теперь доживи.