Ветры Гата

– Помощь? – Мужчина поднял взгляд. Его глаза были мутными и с желтизной. – Это Гат?

Дюмарест кивнул.

– Тогда все в порядке, – он поднялся, схватил Дюмареста рукой. – Скажи мне, правда ли, что говорят об этом месте?

– Голоса? – Меган кивнул. – Правда.

– Слава Богу! – Неожиданно мужчина успокоился. Он медленно вытер слюну с губ манжетой рукава. – Я… я никогда не думал, что доберусь сюда. – Он сглотнул. – Меня зовут Сим. У меня очень мало денег, но если вы поможете мне, то я…

– Мы не просим платы. – Дюмарест кивнул Мегану, и вместе они склонились над ящиком. Он был почти два метра в длину и имел форму гроба. Меган хмыкнул, когда он ощутил его вес.

– Что в нем? Свинец?

– Всего лишь несколько вещей, – сказал Сим. Он выглядел озабоченным. – Только вынесите его с поля. Я смогу с ним справиться после, когда немного отдохну. Только вынесите его с поля.

Они медленно двинулись к лагерю. Меган споткнулся, выругался, подвернув ногу, и отскочил в сторону, когда тот конец ящика, что он нес, с глухим стуком упал. Удар вырвал ящик из рук Дюмареста. Крышка, сбитая падением, начала открываться.

– Осторожно! – Сим бросился к крышке. Когда он подправлял крепление, руки дрожали. – Вы причините боль… – Он осекся. – Пожалуйста, будьте осторожны.

Он помогал им придерживая ящик, с одной стороны, когда они внесли его в лагерь. Вспотевшие Меган и Дюмарестом опустили свою ношу. Группа путешественников смотрела на них скучающе. Меган, распрямляя затекшую спину, бросил косой взгляд на того, кто засмеялся.

– Тебе забавно?

– А как же, – старая карга, попутчица Сима, захлебывалась от смеха. – Почему вы так осторожны, дорогуши? Вы не можете причинить вред тому, что внутри.

– Заткнись! – Сим шагнул вперед. – Слышишь? Сейчас ты заткнешься!

– Попробуй заткни! – Она снова захихикала, глядя на тощего. – Может быть, им понравится твоя шутка, может быть, им надо рассказать об этом.

– Скажи нам, мамаша, – попросил Меган. Она сразу же разъярилась.

– Не называй меня так! Сделаешь это еще раз, и я выколю тебе глаза!

Меган отскочил от длинной иглы в ее руке. – Не обижайтесь, моя госпожа. Но почему вы так сказали о ящике?

– Об этом, – она пнула ящик, – об этом гробе? – Она злобно посмотрела на Сима. – Здесь лежит его мертвая жена, дорогуши. А ты не можешь причинить боль мертвецу.

Монахи установили свою церковь в лагере и оставили в ней брата Анжело. Он сидел в тесноте будки, чувствуя, как жара проникает сквозь грубую домотканую рясу, покалывая кожу тысячами крошечных иголочек. Он отбросил мысли о жаре, как посторонние, думая о бесконечной задаче своего духовного общества, о непрерывной борьбе за превращение людей из того, чем они были, в то, чем они должны стать. Осознав, что подошел к границе греха гордыни, он рывком вернулся к окружающей действительности. Через сетку он видел бледное лицо, дрожащее от освобожденных эмоций, с широко раскрытыми глазами. Литания греха была слишком знакомой; человеческое существо способно только к определенным эмоциям, определенным действиям, которые уже надоели ему из-за постоянного повторения. Но грех был слишком тяжелой ношей, чтоб его мог нести один человек.

– …и, брат, однажды я украл порцию еды. Я пошел в столовую второй раз и соврал, когда меня спросили. Это была тушеная рыба. Я съел порцию, которая должна была достаться другому – но я был так голоден.

Голод духовный значит больше, чем голод плоти – и все же, разве можно ставить человеку в вину желание выжить? Брат Анжело размышлял над этим вопросом, пока список пустячных грехов рос. Если человек – животное, как оказывалось в большинстве случаев, то выживание – важнейшая задача, а если он больше, чем животное, каковым он несомненно является, то он не должен уступать своим основным инстинктам.

И все же, если он умрет, полагая, что он высшее существо, что тогда?

Может ли быть Вселенское Братство достигнуто только в общественном пренебрежении к смерти?

Такие мысли граничили с ересью, и брат Анжело осознал коварную привлекательность теологической дискуссии. Он не должен отвечать на вопросы – он должен только действовать. Если он сможет облегчить ношу хотя бы одного человека, то его жизнь не будет прожита впустую. Всемирное учение о всеобщем Братстве содержало ответ на любую боль, на любой вред, на любое отчаяние. Ни один человек не был отдельным существом. Все принадлежат к человеческому обществу. Боль одного – это боль всех. И если бы все люди смогли осознать истину девиза «Туда, но ради Божьей милости, иду», настало бы второе пришествие Христа.

Он никогда не увидит этого. Люди размножаются слишком быстро и путешествуют слишком далеко. Но ради этой задачи стоило жить, это было целью его посвящения.

Тонкий голос из-за сетки прекратил свою литанию греха. Бледное лицо было напряжено, в глазах читалось предчувствие. Брат Анжело включил свет благословения. В крутящемся калейдоскопе красок лицо казалось не таким материальным, более возвышенным.