Ветры Гата

– Посмотри в свет прощения, – сказал он мягко. – Омойся в пламени праведности, и она очистит тебя от всех грехов, от всех невзгод. Примкни к благословению Вселенского Братства.

Свет был гипнотическим, субъект – впечатлительным, монах – опытным мастером своего дела. Бледное лицо расслабилось, в глазах пропал жадный блеск, умиротворение размягчило черты. Субъективно человек испытывал стесненное покаяние. Позднее он получит свой хлеб прощения.

У подножия холма, на котором стоял Верхний город, брат Бенедикт оглянулся. Ему виден был флажок на шпиле церкви; он мог представить себе очередь людей, ожидающих входа в будку. Более молодой монах мог бы обрадоваться такому проявлению набожности; но брат Бенедикт знал, что большинство стремилось получить только вафли с концентратами, которые дадут после причастия.

Но сначала они должны были пройти под светом благословения. Это был честный обмен.

Улицы Верхнего города были широкими, хорошо вымощенными, на них не было пыли и грязи. Сандалии издавали слабые шаркающие звуки, когда он наступал на булыжник, окружающий здание заводской постройки. Турист, полулежа в кресле, лениво поднял руку в приветствии.

– Добро пожаловать, брат. Ты пришел обратить язычников в свою веру?

– Я пришел, чтобы у людей была возможность обратиться к ценностям благотворительности. – Брат Бенедикт протянул кружку для подаяния. Кружка была из дешевой пластмассы, вся обитая, поцарапанная, такая же грубая, как его ряса. – Пожертвуйте, сэр.

– Почему? – Турист желал развлечься. – Почему я должен отдавать то, что имею?

– Вы видите, что люди голодают. Разве этого недостаточно?

Этого было достаточно, и он знал это, но он играл в эту игру так часто, что сердцем знал ожидаемые ответы. Его ряса вызывала определенную реакцию. Его просьба вызывала заезженные шутки. Его аргументы были прелюдией к неохотной оплате. Фокус заключался в том, чтобы вызвать у слушателя желание пожертвовать. Никогда не следует заставлять собеседника чувствовать себя подчиненным, нехорошим или мелочным.

– Люди не заслуживают уважения, – заметил турист. – Скажи мне, брат, справедливо ли, что слабый должен жить за счет сильного?

– Нет, брат, это не так, – согласился Бенедикт. Его глаза внимательно рассматривали собеседника. Гладкий, в меру упитанный, одетый в роскошный костюм. На его пальце что-то ярко сверкнуло. Кольцо со странной гравировкой блестело в лучах солнца. Бенедикт узнал эти приметы.

– Вы играете, брат? Вы профессиональный игрок? – Турист казался встревоженным. Многие выглядели так под пристальным взглядом Бенедикта. Они не понимали, чем выдали себя.

– Как ты?.. Да, я играю.

– И, значит, вы верите в удачу. – Монах кивнул. – Жизнь подобна лотерее, мой друг. Мы рождаемся в обстоятельствах, которыми никак не можем управлять. Некоторые наследуют богатство, другие – нищету. Некоторым дан дар интеллекта и сила воли. У других нет ничего, и они умирают с тем, с чем были рождены. В великой игре судьбы не все могут выиграть.

– Верно. – Турист выглядел задумчивым. Он еще внимательнее слушал Бенедикта.

– За столом, когда ты выигрываешь, разве ты не оставляешь немного монет крупье? Разве ты не тратишь малую толику на умиротворение госпожи, которой поклоняешься? Я имею в виду госпожу Удачу.

– Ты знаешь игроков, брат.

– Но тогда в игре судьбы, в которой ты был так удачлив, почему бы не дать мелочь тем, у кого ничего нет? – Бенедикт протянул свою кружку. – Неудачникам, брат, тем, кто был рожден для проигрыша.

Он не испытал никакой гордости за свои действия, когда турист бросил деньги в кружку. Человек оказался великодушным, а гордость грех. И у нищего нет никаких причин быть гордым.

Пирс Квентин, управляющий резидент Гата, задумчиво погладил свое выбритое лицо и уставился на кровавый шар солнца. Оно медленно опускалось в свинцовые волны океана. Он раздраженно подумал, что оно могло бы и поторопиться.

Оно всегда было одинаковым перед бурей, это чувство усиливающегося напряжения и растущего раздражения. Плохие черты для человека, который должен успокаивать богатых и власть имущих. Хуже, когда он должен идти по узкой тропинке между обеспечением им комфорта и безопасности и риском вызвать их недовольство. Все же каждый раз, когда подходило время бури и корабли начинали прибывать, он чувствовал одно и тоже; как будто бы каждая буря была кризисом, который необходимо встретить и преодолеть… и как будто бы однажды кризис окажется слишком сильным. Он не хотел думать о том, что случится тогда.

– Ты обеспокоен, брат. – Брат Эли, старый и проницательный в том, что касалось взаимоотношений между людьми, посмотрел на негнущуюся спину резидента, спокойно сидя в мягком кресле. Холодное питье стояло у его руки, кусочки льда звенели в прозрачных глубинах. Резидент, хотя и не был религиозным, был великодушным. – Это буря?