Ветры границы

— Да ты садись, капитан, рассказывай, как у тебя налажена боевая подготовка, как организуешь занятия, тренировочные стрельбы. Где журнал учета?

Глазов, как обычно, неторопливо достал из стола небольшую толстую тетрадь, очень похожую на бухгалтерскую книгу, и подал ее Степану Федоровичу. Тот углубился в чтение, потом прислушался, спросил: «Что, у вас всегда так спокойно?» И только смысл сказанного успел дойти до сознания Глазова, как в коридоре запищал зуммер тревоги.

Шкред и Глазов одновременно выскочили из канцелярии. Доклад дежурного по заставе, грохот солдатских сапог на лестнице, лязг оружия, выхваченного из пирамид, рубленые фразы команд. На ходу поправляя фуражку, стремительно вышел во двор старший лейтенант Олейников, царапнув антенной радиостанции по деревянному косяку. Все.

— Поехали! — прозвучала в темноте команда Глазова.

«Уазик», отчаянно подпрыгивая, бежал по ухабистой проселочной дороге. Два желтых луча, идущие от фар, искали чужака в придорожных кустах, выхватывали из мглы участки дороги. Ехали молча, крепко ухватившись за поручни, опираясь и валясь друг на друга на крутых поворотах. О чем думали, что вспоминали в это время инструктор службы собак старший сержант Сергей Кулаков и мастер по электроприборам сержант Анатолий Демешко? Тут же, у ног старшего сержанта нетерпеливо перебирала лапами овчарка. Ее глаза горели в темноте нетерпеливым огнем. На переднем сиденье, прижав к щеке наушники рации, сидел старший лейтенант Олейников. Наконец, машина резко затормозила. Начался поиск.

Белый скачущий лучик фонаря шарил по КСП, похожей сейчас на застывшую водную гладь. Растянувшись цепочкой, пограничники двигались по тропинке, до боли вглядываясь в темноту, вслушиваясь. Тишина. Какая обманчивая она бывает здесь, на границе. Нельзя расслабиться ни на минуту.

Собака резко рванулась вперед и замерла на мгновение у кустарника, чуть поодаль дороги. Сергей Кулаков чувствовал, как натянулся поводок, скомандовал: «Фас!», Анатолий Демешко осветил куст, и все увидели, как замаскировался и вжался в землю человек. Казалось, он ничего не видел и не слышал, он только пытался втолкнуть свое бренное тело в земную твердь, а она не брала его, выталкивала наружу, как ненужный элемент. Собака прижала его к земле, не давая подняться. Лишь когда нарушителя окружили пограничники и прозвучала властная команда: «Встать! Руки вверх!», — он с трудом поднялся.

Неизвестного обыскали, сопроводили к машине. Обследовали местность в округе и нашли портативную рацию, запасы продовольствия на два дня, одежду. Да, неплохой «улов».

Вернувшись на заставу, Степан Федорович вытащил свою записную книжку в черном коленкоровом переплете и в графе «Застава Глазова» поставил жирную пятерку. Он всегда считал, что такие вот непредвиденные ситуации и действия пограничников в них и есть самый точный экзамен и солдатам и офицерам, их мастерству, их чувству границы. Если бы его самого спросили, как он понимает это «чувство границы», он, очевидно, прибег бы к сравнениям… Что-то подобное, он читал не раз, испытывает летчик в небе, моряк в море, полярник во льдах Арктики: что бы человек ни делал, он соизмеряет все с тем, что находится в особых условиях. Прослужив не один десяток лет на границе, Степан Федорович определил бы это чувство, как тревожное чувство ответственности за порученное дело, требующее особой организованности и внутренней собранности. Это строгость и мужество. Оперативность. Это готовность принять бой в одиночку, ведь граница — это передний край обороны страны. Он считал, что питомцы капитана Глазова показали в ночном поиске, что такое — «чувство границы».

5

Когда Степан Федорович Шкред через две недели вернулся в отряд, ему сообщили, что надо срочно готовить на окружные соревнования стрелковую команду. Он уже знал своих лучших стрелков и трудностей при формировании не встретил, единственным условием, которое смущало его, была необходимость иметь в составе команды женщину. Насколько ему было известно, ни одна из женщин штаба, ни одна жена офицера не могла похвастать особыми достижениями в стрельбе. Что делать?

Домой он пришел в плохом настроении. Маша, как всегда, почувствовала это, но не стала надоедать расспросами. Лишь поздно вечером, когда ребята уже заснули, она подсела к нему на диван.

— Ну что с тобой, Степа?

Он махнул рукой и сказал:

— Через месяц стрелковые соревнования. В нашу команду должна входить женщина. А тут никто с ними не занимался.

— Нашел о чем грустить. А я? Сколько я тебя упрашиваю: научи, научи, а ты? Скажи кому — не поверят: у начальника боевой подготовки отряда жена стрелять не умеет!

— Все! Сдаюсь! Убедила!

— Вот и включай меня в свою команду.

Он посмотрел на ее округлившуюся фигуру и поцеловал в голову:

— Умница ты моя. А как же животик?

— Ничего, ведь на границе живем!

Назавтра, управившись с домашними делами и оставив ребят с Ниной Михайловной, Мария отправилась на стрельбище.

Там уже ждал ее Степан.

— Как добралась? — заботливо спросил он жену,