Ветры границы

— Устали? — внезапно остановился Шкред, и Анатолий, подчиняясь инерции движения, чуть не наткнулся на него. — А как же вы думали? — помогая ему устоять, сказал Степан Федорович. — Границу не только пройти, ее ступнями своими прочувствовать надо. Чтобы каждый камень, каждую вымоину помнить… — Шкред повернулся и сначала медленно, а потом своим обычным шагом продолжал путь. Анатолий еле успевал за ним. Его уже начала беспокоить усталость и только последняя фраза капитана Шкреда: «Ее не только пройти, ее ступнями своими прочувствовать надо», — все еще звучавшая в нем, внезапно подхлестнула его, заставила собраться с силами. Не может же он упасть вот так, посреди дороги, в глубине этого пугающего своей темнотой леса.

Между тем, они очутились на просеке, которая делила лес надвое: там — чужая страна, оттуда течет речка, и дальше, заросшая осокой и камышом, она обозначала границу; он, Анатолий, видел этот водораздел и на карте. Потом чуть поодаль справа четко вырисовывалась вышка. На вышке — часовой. Анатолий догадался, что они подошли к стыку с соседним участком.

Вчера на сопредельной стороне был замечен гражданский человек, близко подходивший к границе, и Шкред предполагал загодя усилить наряд на этом участке. Когда он сказал об этом вслух, Хрустов удивился:

— Так сразу уж усилить. Может, быть повнимательнее…

— Вы, молодой человек, видимо недоучитываете, что мы с вами стоим на границе хоть и с дружественной, но капиталистической страной…

Да, война кончилась, фашистов мы разбили. Там я видел врага близко, знал, что это мой враг, он пришел, чтобы убить меня, отца, брата моего, разорить мой дом, и я его не щадил, — у Шкреда от волнения лицо пошло багровыми пятнами: не часто приходилось ему вести такие разговоры с подчиненными, но они задевали что-то очень важное в нем. Он понимал: нет в мире людей, мыслящих одинаково, равно как и относящихся к событиям с одинаковой меркой. Но война, которая и сейчас еще, спустя столько лет, напоминала о себе ноющими ранами, тяжелыми воспоминаниями о друзьях, не дошедших до победы, наконец, вот такими случаями на границе… Эта война должна была научить людей многому, на целые десятилетия вперед. Сейчас войны нет, а неспокойно. Почему? Хрустов пожал плечами.

— Вот наш с вами сосед. Вроде ничего, уважительный и все такое… Ничего не скажу — порядочный сосед. Но ведь другое же государство! И, возможно, не по его воле кому-то хочется знать наши секреты. Наймут человека, попросят сходить к русским, узнать, что они там у себя делают… А мы с вами уши развесим, он и пройдет мимо нас.

— Вы мне политграмоту читаете, Степан Федорович. Все это давно известно.

— Известно, говоришь? А зачем мужчина подходил близко к нашему рубежу? О чем он думал? Какую цель преследовал?

— Не знаю, — хмуро ответил Анатолий. — Его начинала раздражать прямолинейность капитана.

— И я тоже не знаю. А нам, дорогой товарищ, по нашему с вами положению надо бы знать… Во всяком случае я так привык.

— Понятно, — согласился Хрустов, чтобы поскорее закончить неприятный ему разговор.

На том берегу на них внимательно смотрел чужой солдат, тоже явно заинтересовавшийся появлением в неурочное время двух пограничных офицеров. Казалось, и это не ушло от зоркого ока Шкреда.

— Ну вот, дорогой, — дружелюбно сказал капитан Анатолию, — мне этот уголок леса еще хорошо проверить надо. Вы в состоянии двигаться, а то я отправлю вас сейчас с нарядом на заставу, они как раз сменяться должны.

— Степан Федорович, обижаете, — только и смог выговорить Анатолий и с усилием улыбнулся.

Ему было ясно, что капитан — человек выносливый, тренированный, он и не такое может выдержать, и Анатолий сожалел лишь о том, что пока не может похвастаться тем же.

Анатолий оглядел себя, Шкреда — оба обрызганные грязью, мокрые — и рассмеялся:

— Ну и видик же у нас с вами… Хуже, чем у мокрых куриц!

— Ну уж нет, я на курицу никак не похож, — воспротивился Шкред. — Пусть и мокрый, но петух. Петух! — капитан от души рассмеялся и поднял вверх указательный палец.

Легкая шутка взбодрила обоих, они прибавили шагу.

Уже темнело, когда они вышли на дорогу к заставе.

— Жена, наверное, и не ждет меня сегодня, — начал Шкред свою душевную тему. — Она, Анна Ивановна моя, уж и не спрашивает, когда вернусь. Чуть что — тревога или еще какие команды — сама оружие подает и не говорит ничего. Жена на границе, это, товарищ лейтенант, сами понимаете, что такое.

2

Анна Ивановна Шкред, тридцатишестилетняя жена начальника заставы, была воплощением трудолюбия, доброжелательности и того домашнего уюта, который может создавать далеко не каждая женщина. Она все умела: выстирать белье, приготовить обед, вовремя накормить детей, найти интересную книгу, улыбкой встретить мужа. И делала все быстро, с любовью.

У нее сноровка рабочего человека и руки художника. Как-то не было в магазине свечей, а электричество от заставского движка гаснет в доме после двенадцати, так она, недолго думая, сама сделала свечи. Намочила суровую нитку в керосине и залила расплавленным воском.