Ветры Куликова поля

Обеспечив тыл 15 траншеями, прорытыми поперек песчаной косы, янычары — более 5 тысяч — двинулись к крепости.

У Суворова было 3 тысячи пехоты и кавалерии. Почти половину своего войска — пехоту Муромского полка, кавалерию Мариупольского и Павлоградского полков — Суворов держал в резерве. Навстречу атакующим, после картечного залпа русских пушек, бросилась пехота Орловского, Шлиссельбургского и Козловского полков, два эскадрона легкой конницы и три полка донских казаков.

12-фунтовая пушка в разрезе. Старинная акварель.

В первые же минуты схватки был убит командир янычар Эюб-ага. Противник не выдержал встречного удара и покатился к своим траншеям на оконечности косы. Русские с ходу заняли десять траншей. Но тут они попали под жестокий огонь турецких кораблей. Ядра и картечь косили солдат и казаков. Тяжелую рану получил командир Кинбурнской крепости генерал-майор Иван Рек. Были ранены почти все батальонные командиры. У лошади Суворова ядром оторвало голову. Пехота, состоявшая в основном из новобранцев, не выдержала напряжения и начала отходить.

Суворов со шпагой в руке отходил в последних рядах арьергарда. И тут чуть не случилось несчастье — несколько турок бросились на генерала, чтобы пленить его. Гренадер Шлиссельбургского полка Степан Новиков, оказавшийся поблизости, проткнул штыком одного янычара, застрелил другого, обратил в бегство остальных. Солдаты, бросившись спасать Суворова, увлекли за собой других. И янычары опять побежали к своим траншеям.

Спасение Суворова мушкетером Новиковым в бою под Кинбурном. Старинная скульптура.

Был вечер. А бой не стихал. Картечью Суворова ранило в грудь. Засыпанный песком, он потерял сознание. А когда пришел в себя, увидел, что турки увозят к себе несколько русских пушек. Русские опять не выдержали огонь кораблей, опять отступали к крепости.

Если бы контр-адмирал Мордвинов напал со своей эскадрой на корабли капудан-паши! Пусть хотя бы отвлек на себя часть неприятельской артиллерии — как облегчилось бы положение защитников Кинбурна! Пусть хотя бы устроил демонстрацию атаки… Мордвинов преступно созерцал происходившее. И только лейтенант Ломбард, снова нарушив дисциплину, повел свою «Десну» на турецкие корабли. И чудо — семнадцать попятились от берега. Они не только «Десны» испугались, — галера была гирькой, качнувшей весы: до этого артиллерия крепости потопила два артиллерийских судна турок и подожгла две шебеки, имевшие каждая по 40 небольших пушек.

Уже в сумерках Суворов начал третью контратаку. Полководец имел редкий дар точно определять момент для решающего удара. Момент такой наступил: янычары устали, понесли потери, к крепости не сумели подобраться, им казалось, что бой на этот день закончен, предстоит ночлег в траншеях или возвращение на суда… Свежие силы русских — 400 отборных пехотинцев и 900 кавалеристов, резерв, который был сбережен Суворовым именно для такого момента, — ринулись в решающую схватку. На узкой косе противники перемешались, и корабли капудан-паши Гасана, чтобы не побить своих, не стреляли. Пользуясь этим, казаки отмелью вышли в тыл противнику. Началось истребление янычар. Командир Очаковской крепости Юсуф-паша пошел на крайнее средство — приказал кораблям отойти от Кинбурна, у янычар остались две возможности: победить или погибнуть, третья — отступление — исключалась.

Из всех траншей янычары были выбиты. Смерть носилась над их головами — свистела русская картечь, и не было спасения от русской сабли и штыка. Уже сопротивлялись лишь отдельные группы. Большинство убегало в море и, стоя в воде, просило пощады. В это время Суворова ранило еще раз — пулей в руку. Донской есаул Кутейников и гренадер Огнев промыли рану генерала морской водой, перевязали, и Суворов, взобравшись на лошадь, вернулся к бою.

Бой стихал. Из пяти с лишним тысяч янычар в Очаков вернутся лишь семьсот. Кинбурн не только устоял, но лишил неприятеля отборного войска. В будущем сохраненный Кинбурн огнем крепости и батарей, установленных на косе, не позволит туркам доставлять подкрепления в Очаков, и Очаков будет взят русскими войсками. Кинбурнская победа сделала неудачу севастопольской эскадры не такой горькой и не такой опасной для общего положения.