Ветувьяр (СИ)

Девушка явно выбирала между своим обыденным молчанием и обвинением Тейвона во лжи, но здравый смысл в ней все-таки победил, а потому она больше не сказала ни слова. Встречаться с королем взглядом она тоже избегала, словно впав в еще более глубокую задумчивость.

С ней было больше не о чем разговаривать. Поплотнее закутавшись в раздобытый Джерретом плащ, Тейвон отвернулся от девушки и, чтобы отгородиться от своих гадких мыслей, принялся считать.

Он досчитал до трех тысяч четырехсот пятидесяти шести, когда за дверью камеры раздались шаги.

*

Престон поднял на Эйдена глаза, стоило графу лишь переступить через порог камеры. Друг был избит и растрепан, порванная рубашка его пестрела кровавыми пятнами, а нижняя губа распухла от побоев.

Прошла долгая секунда, прежде чем взгляд Престона стал осмысленным — он понял, что это происходило на самом деле. Эйден тоже бы многое отдал за то, чтобы эта камера, его друг, прикованный цепями, все эти пытки и Фадел за спиной оказались страшным сном. Но реальность была гораздо более жестока.

Дверь камеры закрылась вслед за Эйденом, по обеим сторонам от нее застыли двое гвардейцев, а Фадел, с лицом довольным, как у объевшегося кота, пристроился в углу.

— А я ведь до последнего верил, что они ошиблись, — Прохрипел Престон, впиваясь в Эйдена глазами.

И без того тесная камера вдруг сжалась для графа до размера закрытого гроба, боль ударила по черепу с бешеной силой, но слова друга все равно били сильнее. И гораздо глубже.

Для Престона он действительно был предателем. Самой последней мразью на свете. И Эйден не мог сделать ничего, чтобы разубедить друга в этом. Решись он хоть на что-то, Фадел тут же положит этому конец. В лучшем случае граф окажется в соседней камере, а в худшем — примет смерть от рук гвардейцев прямо здесь.

Как он мог показать Престону, что они все еще на одной стороне? И никогда не были на разных…

— Как ты мог, Эйден? — Выдохнул друг, — Мы же…

— Надо же — какая трогательная встреча! — Прервал Престона отстранившийся от стены Фадел, — Вы ведь давно знакомы с адмиралом Хельдером, граф?

Это все было задумано. Так Лукеллес решил проверить его на верность, заставив пытать старого друга.

Но сильнее пугало другое — если Престон оказался в руках Лукеллеса, то что тогда с Джерретом? Эйден надеялся, что его не поймали, но в последнее время боги почему-то так обозлились на графа, что втаптывали все его надежды в грязь одну за другой.

— Что же вы застыли? Вы плохо поняли приказ Его Величества? Мы должны получить от этого человека сведения!

Эйден резко повернулся к Фаделу. Старик так смаковал ситуацию, что казался самым счастливым человеком на свете. Он насмехался над Эйденом как мог, и хоть внезапно начал обращаться к графу на “вы”, слова его стали звучать еще надменнее и презрительнее.

— Я знаю, что мне нужно делать, — Огрызнулся Эйден.

— Так начинайте, граф! — Улыбка сошла с лица Фадела, — Я не собираюсь стоять тут всю ночь!

Не чувствуя своего тела, Эйден вновь повернулся к Престону. Тот не сводил с него глаз, в которых не было ни малейшей тени сомнения. “А ты и не дал ему повода для сомнений” — сказал сам себе граф. “Ты стоишь здесь и подчиняешься приказам мрази, которая все это спланировала!”

— Адмирал Хельдер, вы должны отвечать на мои вопросы, — Слова эти драли Эйдену горло, но он произнес их твердо.

Кому из них было больнее? Престону, которого пришел пытать его друг-предатель? Или Эйдену, неспособному хотя бы дать ему знать, что все не то, чем кажется?

Он попытался поставить себя на место Престона — что было бы, если бы его, закованного в цепи, пришел пытать адмирал? — и не смог. Престон погиб бы, но предателем бы не стал, пусть даже играя роль.

— А Ремора знает? — Сверкнул глазами друг, — Или тебе теперь плевать и на нее?

На свете не было человека, которого Эйден бы ненавидел сильнее, чем самого себя. Почти не слыша своего голоса, он заговорил:

— Я приказываю вам молчать. Говорить вы можете, только отвечая на мои вопросы.

Престон лишь усмехнулся:

— Какой же мразью ты стал! Пошел ты к черту! — И плюнул ему под ноги.

Престон не был дворянином. Он был сыном самого известного корабельщика Кирации — с детства в море, он знал о кораблях, кажется, почти все, а еще он умел зарабатывать доверие людей. Он не был хорошим оратором и не обладал каким-то запредельным обаянием, но он был честным и справедливым командиром, а потому люди непременно шли за ним. Джеррет нуждался именно в таких людях, и Престон стал его первым и единственным заместителем.

Эйдену же сын корабельщика всегда казался непостижимым — с ним было даже сложнее, чем с Тейвоном и Джерретом вместе взятыми. Возможно, когда-то давно Эйден даже стремился ему подражать, но Престон всегда оказывался на шаг впереди, и спустя какое-то время граф бросил эту затею.

Они знали друг друга много лет, но только сегодня Эйдену открылось, насколько разными они были.

— Отпираться и молчать не в ваших интересах, адмирал, — Вступил в дело Фадел, поравнявшись с Эйденом, — Тейвон Кастиллон взят под стражу. Когда он напишет отречение, лишь вопрос времени.