Ветувьяр

Ремору словно ударили хлыстом. Еще минуту назад она не находила в себе сил сказать ни слова, но теперь с ее губ будто сорвали печать. Почувствовав вкус его поцелуя, она вдруг нашла что говорить и как действовать. А Эйден… должно быть, просто сошел с ума.

— Это твой выбор? — Уставилась на него принцесса, — Твое волевое решение? А ты не подумал, право выбора есть и у меня?

Он не мог с ней так поступить. Не мог оставить ее одну, когда она так сильно в нем нуждалась, а он сам как никогда нуждался в ней.

— Я никуда не уйду, — Отчеканила Ремора, — Ты мой. До конца этой чертовой жизни, когда бы он не наступил.

— Я умру, Ремора, — Исступленно повторил Эйден, — Не через месяц, так через год. Ты хочешь видеть мою смерть? Хочешь полюбоваться, как низко я паду? Пока я еще в своем уме, я тебе не позволю.

— Ты ошибаешься, — Качнула головой принцесса, — Ты плохо меня знаешь. Я ветувьяр. Я найду способ. Если будет нужно, я пойду просить у богов, как чертова королева Этида!

— Твоего отца они почему-то не услышали…

Ремора не хотела думать об этом. Не хотела вспоминать смерть их с Тейвоном матери, а между тем Эйден был прав — она угасала на руках у отца почти так же, как погибал сейчас сам Эйден на руках у нее.

Принцесса никогда не сомневалась, что именно смерть матери окончательно подкосила отца, лишила его желания жить и править Кирацией. С ней случится то же самое без Эйдена.

Нет, она не могла отдать его смерти.

Ремора вновь вцепилась в Эйдена, прижалась лицом к его груди и услышала судорожное биение его сердца.

— Ты не умрешь, — Прошептала она в ткань его рубашки, — Пока мы вместе.

Эйден обхватил ее за плечи, вынуждая отстраниться, и заставил смотреть себе в глаза:

— Зачем ты бежишь от правды? Зачем врешь самой себе? Я больше ничего из себя не представляю! Из-за меня Анкален взяли мятежники! Я сдался им в плен, я предал тебя, Тейвона, Джеррета. Всех!

Ремора не могла слушать это — слова Эйдена разрывали ей сердце, но он только этого и добивался. Он хотел, чтобы она ушла и оставила его навсегда, но догадывался ли он, что кроме него у нее никого больше нет?

— Замолчи, — Потребовала принцесса, слыша, как дрожит ее голос, — Ты должен бороться. Не ради меня, так ради сестер!

Она знала, что заденет его этим. Эйден всегда был для Реморы открытой книгой, и если она хотела сделать ему побольнее, то знала, куда нужно надавить. Сейчас он нуждался в этой боли, нуждался в злости, которую она могла вызвать.

— В нашей семье боролся только я один, — Сверкнул глазами он, отходя в сторону, — У меня больше нет сил…

— Их никто не защитит, кроме тебя, — Напомнила Ремора.

Прикрыв глаза, Эйден устало потер виски:

— Чего ты добиваешься? Я и так знаю, что ничтожен.

— Я хочу, чтобы ты боролся. Чтобы исправил свои ошибки. Чтобы спас нас всех, — Слова еще никогда не давались ей так тяжело, — Чтобы, умирая, ты не жалел о том, чего не сделал, проявив слабость.

Эйден с ужасом или удивлением уставился на нее. С одной стороны, Ремора чувствовала себя жестоким чудовищем, грубым и бессердечным, с другой — она была рада, что смогла высказать ему это.

— Я не знаю, увидимся ли мы с тобой еще раз, — Голос Реморы не подчинялся ей, но она продолжала, — Завтра новый король может вздернуть меня на площади, но я буду умирать счастливой, зная, что ты отомстишь ему за меня.

— Не смей это говорить! — Ужаснулся Эйден.

— Видишь, как тебе нравится, когда я начинаю говорить о смерти, — Улыбнулась Ремора, — Но это правда. В отсутствие Тейвона я — последний представитель королевского рода.

— Они не тронут тебя.

— Ты видел город? Видел, что творится на улицах? Это даже не то, что было двадцать лет назад. Тогда у Кирации хотя бы был король…

— Он есть и сейчас, — Прохрипел Эйден, опустившись на стул.

— Есть. Но не здесь, — Ремора не заметила, как боль и жалость куда-то отступили, пустив на свое место разум. Она могла бы сколько угодно плакать и требовать от Эйдена перестать ждать смерти, но сейчас гораздо важнее было другое, — И кто-то должен удержать для него Анкален. Ты его друг…

Опустив глаза, Эйден стиснул виски и едва слышно застонал:

— Что я могу? Они держат меня взаперти!

“Давай же! Разозлись! Вернись ко мне!” — мысленно требовала Ремора, сжимая в руках ткань плаща.

— Да что с тобой такое!? — Воскликнула она, — Словно ты и не тот человек, которого я знала и любила… Мой Эйден не сдался бы. Он был придумал что-нибудь.

— Ты не знаешь, с чем мы связываемся, — Покачал головой Эйден, — Я чувствую, я уверен, что за Лукеллесом стоит не только Зиекон. Там что-то жуткое. Что-то, что сводит людей с ума.

Ремора вспомнила свою бесполезную попытку поговорить с Мерелиндой после смерти Ингерды, убийцу, что напал на нее в королевских покоях. Ей всем сердцем не хотелось соглашаться с Эйденом, но он был прав — за бунтовщиками стояла какая-то непостижимая сила.

— Тогда у нас тем более нет права сидеть сложа руки! — Вспыхнула принцесса.

— Ремора, это самоубийство!

Она понимала, что у нее остался последний козырь:

— Зато ты останешься в стороне. Как тогда, когда твой брат убил беременную от него девушку.