Ветвь Долгорукого

– Спасибо за хлеб-соль, Адинай, – перекрестился и поклонился хозяину Олекса.

Но рядом стоявший Ян больно ткнул кулаком его в бок и пригрозил пальцем.

– Маар[38] Адинай! Маар!..

– Ну, маар, так маар, мне уже все равно, – громко икнул Олекса.

Так началась его новая жизнь в еврейской общине. Вставал он рано утром, выгонял из загородки, сплетенной из прутьев, овец и коз и направлялся с ними на пастбище. Рядом с ним был и Ян, а иногда и Тамир, оказывается, это был старший сын Адиная, двое младших братьев Тамира бегали босые по двору, играя в только им известные игры. Иной раз что-то не могли поделить между собой, дрались, плакали, и отец сердито, с громким криком загонял их в хижину. Но не на долго. Вскоре они выбегали во двор и снова играли, как ни в чем не бывало. Ян и Тамир внимательно присматривали за Олексой – не побежит ли, не захочет ли свободы? Но раб и не думал убегать. Ему стало известно, что рабам у евреев жилось не так уж плохо. Ян хоть и еврей, но тоже был рабом у Адиная.

– Наш хок[39] не позволяет держать еврея в рабстве более семи лет, – рассказал Ян Олексе, – осталось немного дней – и я свободен…

– И ты уйдешь? – с грустью спросил Олекса, ему по душе пришелся этот черствый, грубый с первого взгляда человек, а в сущности, он тоже несчастный.

– Еще не знаю, – задумчиво ответил Ян и глубоко вздохнул: – Там увидим…

Что он хотел увидеть, не сказал, да Олекса и не настаивал, понимал, что Яну не хотелось уходить, к тому же и некуда было идти: своего дома, своей семьи у него не было.

Олекса теперь только обедал в поле, потому что пастбище было далековато от поселка, а завтракал и ужинал вместе со всеми, за одним столом. Правда, только с мужчинами. Женщины жили в другой половине хижины. К тому же Олекса узнал от Яна, что жена Адиная, Илана, беременна пятым ребенком и скоро должна родить. Все ждали девочку. Трех сыновей Адинай считал достаточно в одном доме, тесновато, хотя дом Адиная нельзя было считать хижиной: это было одноэтажное, но большое строение, с несколькими комнатами внутри, с просторной прихожей и таким же зальчиком для приема гостей. Адинай был не из бедного сословия. Да он и сам признавался:

– Я не ашир[40], но и, барух хошем[41], не беден… Меня, как говаривал пророк Даниил, мерзость запустения не преследует…

Глава 3

Привыкал к жизни пастуха-раба и Олекса. Свою одежду, в которой он пришел из Новгорода-Северского, тщательно постирал и сложил в сумку на всякий случай, а здесь ему выдали симла – плащ особой кройки, для бедняка – днем симла была одеждой, а ночью одеялом. А вот с башмаками он ни за что не хотел расставаться, подошва хотя и стиралась, но в ней еще хранились монеты! На пастбище Олекса ходил в легкой тунике, сшитой из шерстяной ткани. Предлагали ему и тунику, изготовленную по древнему обычаю из шкуры животного, но он от такой одежды отказался, хотя многим местным пастухам, даже не рабам, а просто работникам, такая туника нравилась. Олекса быстро освоил десяток слов, которыми местное население пользовалось в обиходе, и в минуты особенно доброго расположения к нему Адиная рассказал ему о причине прихода в Палестину. Правоверный иудей Адинай, выслушав исповедь раба, пообещал съездить с ним в Иерусалим, чтобы тот поклонился Гробу Господнему.

– Память отца – это свято, – сказал он и продолжал: – Наши древние мудрецы говорили так: почитающий отца очистится от грехов, уважающий мать свою – приобретет сокровища… Да! А вот оставляющий отца – это богохульник, тот, кто раздражает мать свою, будет проклят от самого Элохима.

И, показывая на своих малолетних детишек, тут же дружно уплетавших ужин, рукавами вытиравших с губ следы козьего молока, стал рассказывать, как он их учит.

– Йэладим[42]! Пока с ними возилась Илана, а теперь настал мой черед… Спроси малышей: они уже знают некоторые места из Святого Писания, короткие молитвы, кое-какие изречения мудрецов, стихи из Библии… Но главное, учу их Закону Божьему… В Талмуде написано: тот человек считается невежею, кто имеет сыновей не может их учить знанию закона. Блюсти закон – это смысл воспитания и всей жизни иудея… Но и дети обязаны чтить родителей! Притча нам свидетельствует: «Глаз, насмехающийся над отцом и пренебрегающий покорностью к матери, выклюют вороны черные и сожрут птенцы орлиные». Так-то вот… Нарушителя закона, чей бы он ни был сын – мой ли, соседа ли, раввина ли – неважно, ведут к воротам на совет старейшин, и те могут покарать нарушителя даже смертью… Присудят убить камнями! И сделают так… Брата вашего Иисуса Христа Иакова камнями ведь и убили…