Ветвь оливы

— Я прослежу за ним, — бросил я неожиданно для себя. Оцепенение, в которое я начал было впадать, от этой встряски куда-то слетело, и оттого, что я встрепенулся, мне вдруг стало легче. — Мы быстро! — и не дожидаясь ответа, погнался за Огюстом. Тот уже на всех парах пересек улицу — толкнул дверь, тут же распахнувшуюся, и споткнулся на пороге. Уж не нарвался ли на что-нибудь? Но он только посмотрел вниз, через что-то перешагнул и исчез внутри.

Очень скоро я понял, обо что он споткнулся — у самого порога лежал пожилой мужчина, полуодетый, крепко вцепившийся скрюченными руками в перламутрово-поблескивающий клубок собственных внутренностей, торчащих из большой рваной раны в животе. В ноздри ударил одуряющий запах, но этот труп уже коченел, а что-то еще происходило наверху, и от звуков оттуда доносившихся, кровь стыла в жилах, превращаясь в колкие и ломкие льдинки.

— Какого черта!.. — пробормотал я, перескакивая через труп и догоняя Огюста по лестнице. Тот пинком выбил дверь наверху и замер на месте. Я остановился, влетев в его спину и нечаянно втолкнув на один шаг в комнату.

— Мардук огненноликий! — тихо воскликнул Огюст. И только через минуту до меня дошло, что сказал он это вовсе не по-французски. А может быть, прошло и меньше минуты, но мне показалось, что застыли мы, глядя на происходящее, надолго.

Потом Огюст вскинул пистолет и выстрелил. Крики прекратились. И мы очнулись. Первой мыслью, прозвучавшей в моей голове, было: «Теодор, мы их нашли!» Хотя, кажется, у меня были к этим ребятам какие-то личные претензии. Но то, что мы увидели, настолько повергало в шок, что мне и в голову не пришло как-то связать это с личными счетами. Это казалось настолько чуждым, что от него хотелось лишь отгородиться. Несмотря на то, что такое я уже видел. И не раз. Но самым ярким впечатлением, наиболее совпадающим в мелочах, была одна деревушка под Сен-Ури.

Все кругом было в крови. Посреди комнаты раскачивался кошмарный маятник — подвешенная за ноги старая женщина с отрезанными руками и огромными содранными клочьями кожи, свисающими дряблыми лоскутами. Уже мертва. Как и человек, привязанный к стулу собственными жилами, с вогнанными в глаза обожженными лучинами. А крики издавал мальчик лет десяти, истыканный ножами и насаженный на раскаленную кочергу. Его-то и застрелил Огюст первым делом, понимая, что ничего больше для него сделать нельзя.

— Не правда ли, чудесен мир, сотворенный Господом? — с глумливым смешком вопросил один из хозяйничавших здесь сволочей, мне незнакомый, смуглый и щербатый. Всего же их было пятеро. Прибавился еще некто седоватый, похожий на спаниеля с красными испитыми глазами и обрюзгшими щеками и восторженно-тупо ухмыляющийся здоровенный молодой балбес. Гамельнец и Дышло тоже были здесь.

— Неправда! — отрезал Огюст, делая шаг вперед.

— Так мы на одной стороне! Присоединяйтесь! — радушно засмеялся Гамельнец, бросивший кочергу, когда дверь была выбита, и покачивавший тяжелым, заляпанным кровью палашом, сменившим его прежний спадон. Мечтательная холодная улыбка, почти сияющий, расплавленный, плывущий от запаха крови взгляд, трепещущие в явном восторге ноздри. И все тот же знакомый почти бархатный голос, с едва уловимым акцентом и металлическим призвуком, дернувший в моем мозгу какие-то извилины будто струны. — Это ж все проклятые еретики!

— От проклятого еретика слышу, — заметил я, входя следом за Огюстом — как-то непринужденно мы заняли позиции по обе стороны двери.

Гамельнец посмотрел на меня с недоверчивым, пренебрежительным недоумением, явно не узнав. Зато впечатлительный Дышло задрожал, смешно замахав руками, в одной из которых беспорядочно заплясал пистолет.

— Я говорил тебе, говорил!.. — истерически вскрикнул он. — Это он!.. Вернулся!.. Опять!.. — Лишь дюжину дней назад я гнался за ним по ночным переулкам и не догнал. Теперь ему бежать было некуда. Он верно все почувствовал.

Гамельнец без выражения перевел взгляд с меня на Огюста и обратно.

— Турак! — воскликнул он с хладнокровным презрением, но и с каким-то проскользнувшим сомнением. — Они же просто заодно!..

— Ты прав, — улыбнулся я мягко. — Брат мой Вельзевул, бери тех, что слева, а я возьму тех, что справа!..

Вместо ответа Огюст сделал еще один шаг вперед и молниеносно взмахнул шпагой. Я его понимал, но он явно немного перестарался — из горла его первой, похожей на спаниеля, жертвы кровь брызнула фонтаном. Все дружно отшатнулись, чтобы не попасть под брызги. Огюст разъяренной пантерой скользнул под последние задержавшиеся наверху капли, вогнал второму, щербатому, шпагу в живот и резко дернул поперек, заодно помогая себе кинжалом, исторгнув из застигнутой на месте преступления сволочи уже собственный вопль боли и ужаса, а также лавину хлынувших наружу внутренностей.