Ветви терновника

Данила стоял и не мог оторваться от созерцания обнажённого женского тела, в котором было столько естественности, манящей незащищённости и явственного ожидания. Элизабет откинула на подушку голову, и роскошные золотистые волосы сомкнулись на её груди, оставив открытыми лишь вызывающие бугорки розовых сосков. Выражение лица девушки изменилось. Сейчас это не было лицом шаловливого подростка. Исчезло озорство, тревога и озабоченность. Теперь через полуприкрытые длинными черными ресницами глаза на юношу был устремлён словно через века взгляд древнего как мир женского призыва. Элизабет протянула Даниле руку, как бы предлагая ему преодолеть самого себя, и стряхнуть сковывавшие его покровы зачарованности.

Данила наклонился и с неудержимой страстью стал целовать её вытянувшееся расслабленное тело, стараясь не пропустить ни одной притягательной выемки и ложбинки. Потом вернулся к губам девушки и крепко прижался к ним, стараясь поймать нежный и игривый язычок подруги. Его атлетическое тело напряглось, выпячивая бугры мускулов.

На мгновение качнулось вперёд и остановилось, словно упёршись в невидимую преграду. Лицо Элизабет исказила лёгкая гримаса как от внутреннего болевого спазма, а белые ровные зубы прихватили нижнюю губу. Девушка ещё плотнее прильнула к своему партнёру и, как бы помогая ему, обхватила своими ногами его корпус и почти неслышно застонала. Что-то дрогнуло внутри Данилы, напряжение достигло своего пика. И вдруг, словно электрический разряд пронзил всё его тело, и он стал погружаться в жгучие сладостные ощущения.

Этот день, а вернее ночь стала закладным камнем в дальнейшей судьбе Данилы Бекетова. До рассвета было ещё далеко, когда он решил стряхнуть остатки сна, которого, впрочем, и не было, а были лишь короткие промежутки отдыха между очередными всплесками страстного желания вновь и вновь обладать любимой. Оказавшись в душе, Данила с наслаждением подставил лицо под прохладные струи воды, с наслаждением ощущая, как они разбежались по всему его телу, вселяя бодрость и снимая накопившееся за последние часы напряжение и лёгкую усталость. Обернувшись белым ворсистым полотенцем, он прошёл на кухню, включил приёмник, и, настроившись на музыкальную волну, приглушил звук, и стал разогревать оставшийся со вчерашнего вечера кофе. На душе было покойно.

Никогда прежде он не испытывал чувства такого естественной сопряжённости с этим миром. Данила даже самонадеянно подумал, что стал лучше понимать, для чего нужна жизнь, в чем её смысл, и своё предназначение в ней. Сердце наполняла не просто благодарность подруге, подарившей ему сладостные моменты, и даже не естественная для каждого мужчины гордость, сумевшего покорить женщину и добиться права обладать ею. Нет, не только это. Теперь Данила испытывал нечто большее, то, что можно назвать чувством ответственности за самого дорогого ему на этом свете человека, которого он должен оберегать от невзгод и защищать всеми своими силами.

«Она любит меня, – думал Данила, – чем заслужил я это чувство и такое доверие? Элизабет сумела сберечь себя и вручила мне своё сокровище, так просто и естественно, как бывает только в отношениях между самыми близкими людьми. Теперь я в ответе за всё, что может с нами случится и обязан позаботиться о том, чтобы моя любимая была счастлива».

Потом он вернулся в спальню, открыл дверь и на секунду задержался в проёме, невольно залюбовавшись прекрасными формами тела своей подруги. Элизабет всё ещё находилась в объятиях Морфея и непринуждённо раскинулась на постели, свободно разбросав в стороны руки. Данила подошёл к кровати, наклонился к любимой и прошептал ей на ухо, отодвинув вбок белокурый завиток волос:

– Я люблю тебя Лиза, и всю жизнь буду любить только тебя. – Потом заботливо прикрыл её одеялом и вышел из комнаты. С этого момента Данила называл Элизабет только этим именем.

Жизнь Данилы и Элизабет сменила своё до того привычное течение. Каждая встреча друг с другом представлялась очень значимым и интересным событием. Запомнились походы в театры, кино и спортивные мероприятия, но особенно хороши были совместные тихие вечера в скромной уютной квартирке Элизабет, где можно было, наконец, обрести покой от дневных забот и отдохнуть от житейской суеты. И лишь в этой обстановке можно было расслабиться и начать говорить друг с другом об обыденных, но всегда значимых для них вещах. Сердца успокаивались. Захотелось всегда быть добрым, предупредительным и предугадывать желания любимого человека.