Именно эти люди составляют и созданный Регентский совет, который могла бы возглавить вдовствующая императрица Мария Николаевна (впрочем, ненадолго – в том же году она умирает, тем более что на потрясение от смерти любимого супруга, наложились бы и впечатления революции). (66,267) Зато другая группа высших вельмож, во главе которой стоял граф Аракчеев, решительно отстранена от власти и лишена всех своих постов. Кого то даже могли посадить под арест, или сослать в имения.
Как могла отреагировать российская провинция на вышеизложенные события?
Известия из Санкт-Петербурга повергают в глубочайшее смятение множество людей на местах, и прежде всего представителей власти. Понять, что произошло в столице очень трудно. Смутные слухи о некоем заговоре, упорно ходившие последние годы, обрели вдруг явное и несомненное подтверждение. Но, с другой стороны, в России по-прежнему монархия, действует Правительствующий Сенат, в котором, наряду с заговорщиками заседают хорошо известные и авторитетные люди. Невольно на ум многим, прежде всего представителям старшего поколения, приходят события начала века, связанные со смертью Павла I; да и живы еще старики, помнящие свержение его отца – Петра III. После тех событий по большому счету ведь мало что изменилось, и Россия не погибла.
Конституция? Но о желательности ее введения не раз заявлял сам покойный император Александр! Отмена крепостного права? О ней тоже поговаривали уже довольно долгое время.
В конце концов возобладала извечная российская привычка – во всем ждать указаний от верховной власти. Губернаторы и чиновники наперебой шлют в столицу доклады с заверениями в своей лояльности и дальнейшей верной службе престолу и отечеству.
Разумеется, значительные массы провинциального дворянства не приводит в восторг факт лишения их «крещенной собственности». Но, в основном, дело ограничивается лишь разговорами.
Большинству высшего сословия органически чужда мысль о какой-либо противоправительственной деятельности, не говоря уже обо всем прочем, включая, кстати, и продолжающий функционировать корпус жандармов.
Этому способствует, прежде всего, политическая и культурная ограниченность большей части дворянства, в сочетании с крайним конформизмом по отношению ко власть предержащим.
Разумеется, не все шло бы гладко.
Имели бы место, видимо, и стихийные крестьянские бунты, подобные тем, что происходили в период реформы 1861 года, как впрочем и до и после. Лозунгами этих выступлений было бы то, что «господа» якобы скрыли подлинную грамоту о мужицкой воле. Да и вполне возможны были попытки отдельных – очень немногих дворян, повторить на русской почве опыт Вандеи. Ведь в истории России XVIII – XIX веков были случаи, когда иные помещики, надо полагать, окончательно рехнувшиеся от собственного самодурства, вооружали своих мужиков и штурмовали имения чем-то не угодивших им соседей, в буквальном смысле беря тех в плен, и сажая бедолаг в свои домашние тюрьмы.
Но подобные затеи быстро пресекаются воинскими командами, присланными привычно взявшими под козырек перед столицей губернаторами.
В общем и целом события, последовавшие непосредственно после декабря 1825 года, полностью подтверждают старый принцип – в авторитарном государстве очень трудно взять власть, но потом довольно легко ее удержать.
Правительство всячески подчеркивает свою преемственность с прежним режимом.
Более того, дело представляется так, что неопределенность в вопросе о престолонаследии грозила чуть ли не второй Смутой, но доблестные офицеры гвардии вовремя поддержали пошатнувшийся престол.
Тем временем, весьма важные события происходят на западе Российской Империи – в Царстве Польском. Там, при известиях о событиях в Санкт-Петербурге, происходит массовое выступление сторонников независимости, охватывающее буквально все слои населения.
В течение нескольких дней формируется национальное правительство, и провозглашается независимость Речи Посполитой.
Армия царства Польского, насчитывающая на тот момент немногим более ста тысяч штыков и сабель, занимает крепости, и разоружает их малочисленные русские гарнизоны. Великий князь Константин, жизни которого угрожала немалая опасность, с небольшим гвардейским отрядом переходит границу Пруссии – в Россию он возвращаться опасается.
Вернулся бы он когда-нибудь в Россию, или остался бы навсегда за границей – сказать невозможно. Впрочем, вполне возможно, что позже он вернется в Бельведерский дворец – его кандидатура на престол могла возникнуть в том случае, если бы Польша избрала бы монархическую форму правления.
Наиболее горячие головы среди повстанцев даже предлагают перейти рубежи Царства Польского, и двинутся в «освободительный поход» к Днепру – старой границе Первой Речи Посполитой.