Но сам Квасников «по горячим следам» дела, особенно после получения из Парижской резидентуры копии разъяснительного письма МИ-5 французской контрразведке об обстоятельствах добровольной явки Фукса с повинной, давал гораздо более жёсткую характеристику. Вот его резолюция на шифротелеграмме из Парижа:
И эта оценка действовала долго. Даже после освобождения из тюрьмы в 1959 году Фукс не был принят в СССР и вылетел в ГДР.
10.21. Клаус Фукс в лондонском аэропорту перед вылетом в ГДР[548]
А мнение «Сони» о губительности «политического недомыслия» всё-таки учли: Центром было категорически приказано искоренять его у агентов. В резидентуры пришли «конкретные указания» для проведения такой работы, суть которых сводилась к следующему:
Насколько эффективными были такие «политинформации» на конспиративных встречах с агентами-нелегалами,[550] сказать трудно, но то, что Соня оказалась права в оценке мотивов Фукса, подтвердилось 28 мая 1960 года в ходе личной беседы Квасникова с ним в Москве. Выяснилось, что Фукс действительно добровольно признался следователю в сотрудничестве с советской разведкой, поскольку, по словам из отчёта Квасникова о встрече, Фукс
«…
О важности этой информации говорит тот факт, что она сразу же была доложена Председателем КГБ А. Шелепиным в специальной записке Н. С. Хрущёву. В ней он писал:
И действительно, «такт» (чувство меры) был соблюдён: советский «приговор» Фуксу так и остался без запятой в суперпозиции состояний «Казнить нельзя наградить».
Это состояние оценки работы Фукса фактически повторяет состояние оценки работы Коваля в течение многих десятилетий после его увольнения из ГРУ.
Атомные крохотки в жизни А. И. Солженицына
Во всех ранее обсуждавшихся версиях попадания Жоржа в роман Солженицына автор романа рассматривался как случайный свидетель событий и