Въездное & (Не)Выездное

Там еще вот какое продолжение завтрака под Вагнера было (я рассказывал об этом друзьям, но журналу «Афиша-Еда», для которого и был написан этот текст, история явно не годилась…) В общем, та дама, владелица пансиона, что не доверяла одиноким мужчинам младше 50, строго-настрого мне приказала не возвращаться позднее 23:00. А я после обеда поехал в Антверпен, провел там дивный вечер, засиделся в местном рок-клубе, – ну и вернулся в Брюссель лишь последней электричкой сильно за полночь.

В дверь я стучал полчаса. Безрезультатно. В отчаянье я думал искать другой отель – хотя это рушило бюджет – но тут послышались шаги и дверь скрипнула. На пороге, в ночной рубашке до пят и чуть не в ночном колпаке (как теперь услужливо дорисовывает память, которой, впрочем, я бы на сто процентов не доверял) – стоял детина лет тридцати пяти, в котором нельзя было не опознать сына хозяйки. Пробурчав что-то по-фламандски, он растворился в темноте под ведущей на мой этаж лестницей, и вскоре оттуда послышался его свистящий храп, к которому примешивался и второй. Я не удержался и заглянул под лестницу.

Mon Dieu!

Прямо под пролетом, среди обильных пальм и фикусов в горшках, в синем тревожном свете луны я увидел двуспальную кровать, на которой почивали, посвистывая в два носа, хозяйка и ее сын.

На цыпочках, сняв ботинки, я прошмыгнул к себе в номер, где потом долго удерживался, чтобы не расхохотаться. И если про снятые ботинки, я, каюсь, загнул, то за прочее ручаюсь.

Но название пансиона я забыл, имя улицы не помню, – не спрашивайте адрес, не просите!

2014

#Франция #Куршевель Рублево-куршевельский склон

Tags: Русский горнолыжный гламур и лыжи с бриллиантами. – Олигарх-хантинг как альпийский вид спорта. – Конец Belle epoque.

Хемингуэй, описывая послевоенную dolce vita – открытие Ривьеры богачами, освоение Cote d’Azure – использовал, если не ошибаюсь, образ рыбы-лоцмана, акулы и прилипалы. Лоцман открывал неизвестное место, акула-миллионер делала его модным, а рыбки-прилипалы разбалтывали тайну и портили все. Приходилось искать новое.

Я к тому, что русским сезонам Куршевеля, в котором этим январем люди вроде меня рисковали свободой (пока вы, граждане, ели оливье), – уже примерно 5 лет. Это пенсионный возраст для модного русского места (в русском представлении о моде, когда тусовка, роясь, каждый сезон опыляет новый цветок). Роман Абрамович, в прошлом году гулявший по склонам на подбитых мехом охотничьих лыжах – в этом не приехал. Михаила Прохорова французы и вовсе бросили в кутузку. То есть те, кто злорадствуют по поводу «конца Куршака», правы. Новогодняя игрушка, прелестная альпийская деревушка перестала, условно говоря, быть приватным открытием горнолыжной семьи Потаниных-Прохорова-«Норникеля» (а без них не было бы и местного Кубка миллионеров) и примкнувшего к ним гламура.

«Куршевель» (через «е»!) перестал быть паролем клана богатых и красивых – и стал понятием собирательным, стоящим в словаре синонимов напротив словосочетания «Ксюша Собчак» (Ксюши, кстати, в этом году тоже там не видели). Каждый теперь судит о Куршевеле и презирает Куршевель – а отчего ж нет, если там (всем известно!) просаживают миллионы, развратничают миллиардеры, а их приживалки катаются на лыжах, инкрустированных бриллиантами?