Bonus #Азербайджан #Баку
Там, где горит газ
Предупреждаю. Хотя еще лет десять назад Баку, мягко говоря, не впечатлял, зато сейчас любой прилетевший сталкивается непременно:
а) с культом Гейдара Алиева: аэропорт имени Алиева, гигантский портрет Алиева из цветов на празднике цветов, дворец имени Алиева (бывший дворец «Республика»);
б) со старым городом с его улочками-закоулками (где снималась «Бриллиантовая рука» – знаменитый эпизод с «шьорт поберьи»!);
в) с принципиально другим, чем в Европе, типом толпы, особенно на окраинах: мало женщин и много громко разговаривающих, идущих в обнимку мужчин (что означает доминанту мужского братства);
г) с километрами мрамора и песчаника, в который в Баку сегодня упаковывают, как в подарочные коробки, стандартные «сталинские» и гнусно стандартные «брежневские» дома;
д) с лондонскими кэбами-такси, которые крашены в фиолетовый цвет, отчего их зовут «бадымджанами», «баклажанами»;
е) с десятирядными автобанами и строительством развязок и тоннелей, с возведением нигде в мире не виданных небоскребов (хотя иногда – виданных, поскольку в Баку есть и дубайский «парус», и половина лондонского «огурца»);
ж) с разговорами о нефти, о «соглашении века», подписанным Гейдаром Алиевым в 1990-х, в результате чего к бакинской нефти допустили иностранцев, и в Баку потекли деньги. Эти деньги стирают, как ластиком, советский Баку и отчищают досоветский.
Все это так.
Но главное – я не знаю другого города, который бы за несколько лет превратил себя в город-символ и сделал это с немецкой точностью, с восточной роскошью и, самое главное, с какой-то сладкою негой.
Сегодняшний Баку ошеломляет и влюбляет.
Баку – это южный житель, который вальяжно-лениво, как Онегин в театре, спускается к Каспийскому морю с холмов по естественному амфитеатру рельефа. Зависает в кафе и кебабных (их тут тьма), а также в заведениях с названиями Kolobok, Çudo-Peçka и Vkusnяşка, поскольку кириллица на улицах запрещена. Можно спускаться по Гоголя, можно по Бюльбюля, неважно: любой маршрут пересечется с пешеходной улицей Низами, которую все по древней привычке зовут Торговой. Там, на Торговой, прямо в небе висят гигантского размера люстры, там особняки-дворцы и фонтаны (фонтанов есть целая площадь), там прошло детство физика Ландау… Хотя, конечно, во времена Ландау не было подземных переходов с эскалаторами, а под ногами Ландау не лежал мрамор в виде морских волн, намекающих, что набережная внизу идет параллельно Торговой… И если продолжить спуск, то выйдешь к грандиозному морскому бульвару, над которым, словно нефтяная вышка, царствует парашютная вышка, – увы, ныне лишь геодезический ориентир.
Это краткий абрис, обобщающая схема, а начинать знакомство с Баку лучше всего в ночи и в стороне от сцены. Возьмите автомобиль, и – в ближний пригород. Вам нужно место, называемое Йанар Даг. Понятно, что «даг» – это «гора»: Аю-Даги, Капетдаги – слышали с детства. А «йанар» значит «горящая». И вот вы тащитесь в пробке, потому что в Баку всюду пробки, ведь плох бакинец без «мерседеса» – и за окном мелькают мелкие бесы придорожной торговли, смущающие бедноту, и висят в сетках, словно картошка, футбольные мячи, и мужчины застыли у входа (в любом углу исламского мира такого полно). И вы паркуетесь у какого-то шлагбаума, за ним какая-то, по виду, геологометеостанция. И со вздохом идете по тропе, потому что горы не предвидится. И вдруг застываете. Потому что горит склон холма. Метров в пять огненная полоса. В абсолютном мраке. В России так горит сухая трава, когда мальчишки ее поджигают. Но тут горит ярче и не трава. Тут три тысячи лет горит газ, пробивающийся из-под земли. То есть ты видишь ровно то же, что видели кочевники три тысячи лет назад (пребывая в том же ошеломлении).
Там стоят столы, ты пьешь бакинский чай, а потом бьешь каблуком в землю рядом со столом и чиркаешь зажигалкой. Земля загорается.