После ужина Виктор Георгиевич сел смотреть телевизор.
Передавали программу «Время». Показывали, как люди на тракторах убирали с поля пшеницу. Её побило градом, а люди, прямо ночью, изо всех сил старались, чтобы пшеница не погибла. Потому что пшеница — это хлеб.
Виктор Георгиевич обернулся, увидел меня.
— И ты здесь?.. Эта передача не детская, — он достал из шкафчика бумагу и карандаш. — На вот. Иди в другую комнату, сядь и рисуй.
Мне совсем не хотелось рисовать. Да я и не умею. Но я взял бумагу и пошёл в другую комнату.
Нарисовал большой круг и стал попадать в него карандашом, будто у меня в руках острое старинное копьё и я учусь попадать в цель.
— Виктор, смотри, что он делает?! — испуганно сказала тётя Галя.
Вошёл Виктор Георгиевич. Он посмотрел, покачал головой.
— Только стол портит, — сказал и ушёл к телевизору.
На другой день тётя Галя не отпустила меня с Чарликом. Она сама вывела нас обоих гулять. И мы ходили от столба до столба.
Чарлик даже хвостом не вилял, а только иногда незаметно лизал мою руку. Я тоже незаметно трепал его за шею. Мол, ничего не поделаешь, Чарлик…
Тёте Гале надо было выбить пыль из большого ковра. Мы вытащили его на улицу. И тут я обрадовался. Ведь на таком ковре кувыркаться, — наверно, одно удовольствие. Только тётя Галя не разрешила. Сначала потому, что он пыльный, а потом — потому что он чистый.
А время так волочилось, так волочилось.
Я и за обедом думал: почему оно так долго тянется? И когда тётя Галя отправила меня на дневной сон, я и под одеялом всё думал про это. Ведь когда мы с Борькой, Вадиком и Толькой однажды нашли огромную лужищу и все бороздили её ногами в резиновых сапогах, то целый день проскочил за одну минуту.
Прямо чудо какое-то случилось тогда.
Хорошо, что я про всё это думал. Потому что так ещё можно было терпеть и ждать, когда зазвенит будильник.
Кончился мой дневной сон, и тётя Галя напоила меня горячим чаем с печеньем. Я сказал спасибо два раза. Потому что чай был вкусный, душистый. И потому что я не такой уж и невоспитанный…
— А теперь, — тётя Галя села рядом со мной, — расскажи мне, как вы дома питаетесь?
— Хорошо питаемся, — говорю.
— Что же мама вам готовит?
Я, как назло, ничего не мог вспомнить, кроме супа, картошки, макарон и котлет.
— Суп, — говорю.
— А суп с чем?
— С приправой.
— Да-а… — задумчиво протянула тётя Галя.
Мы долго сидели и молчали. И вдруг — сам не знаю почему — я взял табуретку с тремя ножками и пошёл в коридор.
— Ты чего же ушёл? — спросила тётя Галя.
— Я тут побуду. Мама с папой уже скоро придут за мной.
— Ну-у… Ещё ждать и ждать. Не сиди в прихожей, иди в комнату.
— Спасибо, тётя Галя. Мне хорошо тут. И Чарлик рядом.
Сквозь стеклянную дверь кухни я смотрел в окно на улицу.
Там, наконец постепенно начинало темнеть. «Эх, скорей бы фонари зажглись», — думал я.
Вот и фонари зажглись. Уже и Виктор Георгиевич пришёл с работы. А за дверью всё раздавались шаги. То быстрые, то медленные. Если кто-нибудь там на лестнице останавливался, я весь прислушивался: ну, сейчас нажмут звонок. Хорошо, что он у них громкий.
И когда он зазвенел, я от неожиданности чуть не свалился с табуретки. Я даже не сразу сообразил, что звонят, что надо скорее открывать дверь.
И вот тётя Галя открыла сама. И я увидел моего папу. В мятых, перепачканных брюках. А рядом с ним — маму.
Тут я очнулся. Я бросился к папе, он подхватил меня на руки, и я уткнулся своим носом в его колючую щёку. От этой щеки пахло вольным воздухом, папиросным дымком и ещё чем-то, совсем не домашним.
— Я так вас ждал… так ждал… — сказал я папиной щеке.
— Ой, как соскучился! А что говорил? «Останусь у тёти Гали навечно…» — рассмеялась мама.
— Так соскучился, что полдня просидел в прихожей, — сказала тётя Галя. — Я уж боялась: не простыл бы. Всё-таки от дверей дует.
Мы втроём спускались но лестнице. И вдруг я вспомнил, что не попрощался с Чарликом! Со всеми попрощался, а с ним — нет!
Я бросился назад.
Виктор Георгиевич открыл мне, я подбежал к Чарлику, схватил его за мягкие тряпичные уши и поцеловал в чёрный мокрый нос. Чарлик взвизгнул, рванулся за мной, но тётя Галя строго сказала:
— Место, Чарлик! Место!..
И вот мы в трамвае. Едем домой.
— Что-то не очень-то весёлый возвращаешься ты из гостей, — сказал папа. — Поиграл хоть с Чарликом?
— Совсем немножко, — говорю.
— Кажется, я догадываюсь, в чём дело…
— Мне Чарлика жалко, — говорю. — Ему у тёти Гали тоже не очень-то весело.
— Да-а… — сказал папа. — Промашку дали. Прости уж, Вовка… В следующий раз возьмём тебя с собой. Обязательно возьмём. Будешь ночевать с нами в душистом сене. Прямо под луной и под яркими звёздами… Это я тебе обещаю.
ИМПЕРАТОРСКАЯ СОБАКА
Рассказы
Разноцветные «Волги»
Вадик ввалился в дверь, будто за ним гнались двое с автоматами.
— Вовка!.. Вовка!.. — Пыхтит и больше ничего сказать не может.
— Ну-у?
— Вовка!.. Вовка!.. — Сопит, топчется на месте.
— Слышу же! Говори!
— Слышишь?
— Слышу!
— Тольку увезли! — бухнул Вадик.
— Тольку?! Нашего?..
— А какого ещё?!
— Мало ли на свете всяких Толек?
— Да говорят тебе: нашего! На «Волге» увезли!