– Кровушки у нас и так хватает, – от толпы отделился Иван Козлов, мужчина лет пятидесяти, высокий, первый силач в деревне, сгреб в охапку Леньку, и оттащил его подальше от конторы. – Постой тут, охолонь маленько. А на флажок мы уже нагляделись, полюбовались. Можно и снять пока, до лучших времен.
– Я тебе это не прощу, – Антона все еще трясло, он ни как не мог прийти в себя от ссоры. – Кровавой юшкой умоешься!
Не смотря на сильный мороз, ему было жарко, и он расстегнул свой полушубок.
– Семен, возьми еще одного, и лестницу сюда! – повторил свое требование, и вытер вспотевшее лицо снегом.
Через час злополучный флаг был сорван, и лежал у ног старосты деревни. Люди разошлись, оставив на морозной площади Антона и Ваську.
– Листовки все снял? – староста повернулся к своему помощнику. – Или где остались?
– Нет, вроде все понаходил, – Худолей стучал замерзшими сапогами нога об ногу. – Может, пойдем по домам, да погреемся?
– Не терпится выпить, что ли?
– Да какая выпивка, Антон Степанович! – помощник в сердцах махнул рукой. – Дома скандалы, вот что. Не верит моя супруга, говорит, если меня порешат, как ей одной детишек поднимать? А вы говорите – выпить. Тут спастись бы, вот главное!
– Боишься? Ну и правильно. Страх заставит думать головой, – Щербич то ли упокоил Ваську, то ли высказал свои мысли. – Иди домой, а я в комендатуру. Надо доложить, а то плохо нам будет, если это сделает за нас кто-то другой.
Вечером Антон долго сидел на скамеечке у печки, смотрел на огонь, и думал. А думы уже были не такие веселые, как месяца три-четыре назад. Было самому себе не приятно, но заставил посмотреть на свое теперешнее положение критически, как будто со стороны. И не таким радужным вдруг стало видеться его будущее, не таким. Если раньше строил планы на землю, сады, винзавод, то теперь – как бы раствориться, исчезнуть, пропасть старосте деревни Борки Щербич Антону Степановичу, а появиться, воскреснуть снова тому довоенному Антошке – беззаботному, жизнерадостному, которому были рады все жители Борков, и, в первую очередь, мама.
«Что-то я рано раскис, – укорил самого себя. – Только что успокаивал Худолея, а сам взял и сопли развесил. Выше голову, Антон! Ведь ты же везунчик! Все у тебя получится! А то, что немцам дали под Москвой по морде, так не беда, это еще ни о чем не говорит – злее будут! – После таких мыслей немножко отлегло на душе, полегчало. Но опять вернулся к событиям прошлой ночи.
– Надо будет что-то предпринимать. Вишь, как осмелели деревенские, хамить начали. Я этому Петракову не прощу, нет! При первом удобном случае он не жилец. Как сказал сегодня комендант – чем меньше врагов, тем крепче сон. В этом что-то есть – слабину, вишь ли, почуяли. Расслабился, видно, я, дал повод так думать. Конечно, листовка подействовала, воспаряли духом, даже гранату кинули. Кто, кто это мог сделать? – уже в который раз Антон перебирал в голове всех деревенских мужиков, но так ни на ком и не остановился. – Быстрее всего Скворцовы за отца могут мстить. И дома их нет который месяц. Валентин Собакин говорил, что где-то по лесам прячутся, вот только не ведомо где. Это на них похоже. Лосев? Вряд ли. Он на такое не способен был. До войны, а сейчас – кто его знает? Война все и всех поставила с ног на голову.
Друзья стали врагами, враги – приятелями. Вот как жизнь то закрутила, хрен распутаешь. Но о себе надо думать, Антон Степанович! Кроме тебя самого о тебе ни кто не позаботится. Только не надо сепетить, сучить ножками. Спокойно надо все обдумать, разложить по полочкам. И о будущем надо продумать несколько вариантов: если победят немцы – это первый вариант, и победу Красной Армии тоже скидывать, судя по всему, не стоит со счетов. Это будет второй вариант. Но для решения этих вариантов надо одно общее, что их объединяет – это моя жизнь, это я сам! А вот ее то, жизнюшку мою, надо сохранить во что бы то не стало во всех случаях. Вот этим сейчас и надо заняться. Все надо обдумать хорошенько. Горячку пороть не стоит, не тот случай. На кону слишком высокая ставка – жизнь! Даже погибнуть красиво, как тот солдатик на берегу Березины, мне не надо. Это не мое. Пускай дураки гибнут, а мы, Антон Степанович, будем жить! Везло же до сих пор, повезет и дальше! Молодец, цыганка! Вселила надежду, а это сейчас главное – надежда. Как бы без нее я жил, ни кто не знает, и я в том числе».
Антон взял фонарик, и начал обследовать дом, сени, подпол. В уме видел уже не жилище, как таковое, а место, где можно не только поспать и поесть, но и укрыться от любых неприятностей, в том числе вооруженного нападения и пожара. В любом случае он должен остаться в живых. Вот на такой предмет и исследовал родительский дом староста деревни Борки Антон Степанович Щербич.
Решил, было, вырыть и оборудовать схрон в сенцах с хорошей крышей и вентиляцией на улицу, чтобы в нем можно было даже переждать пожар. Но потом отказался от такой идеи: а вдруг ранят в избе, и не доползешь? Нет, надо что-то другое, более надежное.