Вглядываясь в грядущее: Книга о Герберте Уэллсе

Оторваться от цилиндра и заговорить о деле ему, видимо, стоило некоторого труда. Тем не менее он продолжал: «Боже милостивый! Я не мог понять кряду шести слов. Что вы хотите нам сказать? Бога ради, о чем это? Смысл, смысл-то какой? О чем это написано?» Гранки лежали сбоку от него. Он схватил их, помахал ими в воздухе и бросил на стол прямо перед собой.

В другой обстановке Уэллс без труда бы все объяснил. Он как-никак был неплохим педагогом. Но сейчас против него выступали сразу сказочный великан Хэррис и тоже начавший быстро увеличиваться в размерах и терять реальные очертания цилиндр.

«Нет, вы всё-таки объясните, что мне об этом думать?» — не унимался Хэррис. Люди по обе стороны стола, положив подбородки на руки и ни на что больше не отвлекаясь, разглядывали сидевшего перед ними обтрепанного субъекта. Пора было что-то сказать.

— Видители, — начал Уэллс.

— В том-то и дело, что я ничего не вижу! — в совершеннейшем остервенении заорал Хэррис.

— Идея… идея состоит в том…

Хэррис вдруг сделался весь внимание.

— Так, значит, идея, значит, состоит в том, — продолжал покусившийся на журналистику педагог, — в том, значит, идея, что если время это вроде пространства, то тогда, значит, получается пространство… То есть, я хочу сказать, у пространства получается четвертое измерение, а значит, и пространство получается…

— Боже, в хорошенькую историю я чуть не влип, — прервал его Хэррис. — Так вот, мы рассыпаем набор!

На этом бы отношения Уэллса и Хэрриса и закончились, если бы, по странной случайности, последний не встретил через несколько дней Оскара Уайлда, который так расхваливал ему «Новое открытие единичного», что у грозного редактора закралось сомнение: а не слишком ли сурово он обошелся с этим оборванцем? Во всяком случае, приобретя в собственность «Сатерди ревью», он немедленно написал Уэллсу, и тот потом ещё два с половиной года с ним активно сотрудничал. Но это произошло лишь в 1884 году. До этого надо было ещё дожить. А пока что Уэллс околачивался где-то на обочинах журналистики — сочинял вопросы и сам же писал к ним ответы.

Выйти на дорогу ему помог почти столь же молодой и не многим лучше него устроенный человек по имени Уолтер Лоу. Встретившись, они сразу привязались друг к другу и оставались друзьями вплоть до ранней смерти Лоу, который умер от туберкулеза в 1895 году, так и не узнав, что именно с этого года имя его друга прогремит по англоязычному, а потом и всему остальному миру. Уэллс потом долго поддерживал отношения с его тремя дочерьми, особенно с Айвой Литвиновой. С ней он встречался то в Лондоне, то в Москве.

Колледж наставников издавал собственную газету «Эдьюкейшенл таймс», и Лоу был её редактором. Ему платили за это пятьдесят фунтов в год и ещё давали пятьдесят фунтов на гонорары для всех авторов. Они с Уэллсом и решили, что этими «всеми авторами» будет один Уэллс. Журналистом он, правда, по-настоящему пока не был, но более опытный Лоу без труда передал ему секреты своего ремесла. А тут ещё и Бриггс решил издавать собственную газету под названием «Юниверсити корреспондент» и предложил Уэллсу взять на себя её редактирование. Тот, разумеется, согласился. Так Уэллс, всё ещё оставаясь преподавателем, успел заодно сделаться профессиональным журналистом. Хэррис, послав ему в 1894 году письмо, положившее начало их новым отношениям, встретился уже с другим человеком.

Появились у Уэллса и новые литературные планы. Он задумал написать роман «Мистер Миггс и мировой разум». Речь там должна была идти о Заочном университетском колледже, в котором он сам работал, и, разумеется, о его главе. Остановили его чисто этические соображения. Подобного рода учебное заведение было одно на всю Англию, и люди, описанные в романе, сделались бы легко узнаваемыми. Разговоры пошли бы не столько о самом романе, сколько о том, кто под каким именем выведен. И, может быть, хорошо, что Уэллс оставил мысль об этом романе. Он ещё не был достаточно опытен, чтобы браться за большую вещь, и новое его творение, скорее всего, ожидала бы участь «Компаньонки леди Франкленд».

Во всяком случае, его вновь тянуло к литературной работе. И не ради одних лишь заработков. Хотя о них тоже приходилось думать. По мере того как его положение улучшалось, положение других членов семьи становилось все хуже. И прежде всего — Сары Уэллс, чей дом, — а точнее — господский дом, которым она управляла, — был уже столько лет неизменным прибежищем этого непутевого, хотя, кажется, начинавшего понемножечку исправляться Берти.