Вячеслав Гречнев. О прозе и поэзии XIX-XX вв.

Все эти и ряд других особенностей художественной системы Бунина, характерные для него принципы изображения души человека не раз привлекали внимание исследователей и нередко представлялись некоторым из них, и, конечно, не без основания, весьма выигрышными как для сближения Бунина с Чеховым, так и для противопоставления его Л. Толстому: «Толстой, с одной стороны, понимал, чувствовал то незначительное место, которое занимает человеческая личность в космосе, а с другой стороны, в своем творчестве незаслуженно много внимания уделял этой отдельной ничтожной личности. Бунин считает неразумным слишком тщательно, многосторонне рисовать в художественных произведениях человеческую личность в ущерб другим предметам и явлениям мира. Стремление выписывать различные мелочи, детали, любоваться ими наблюдается в ряде его рассказов эмигрантского периода» [110].

Многое в этом высказывании представляется по меньшей мере спорным или неточным. Прежде всего вряд ли нашлись бы у автора данной статьи сколько-нибудь убедительные аргументы для доказательства того, что Толстой «незаслуженно много внимания уделял» изображению личности. Не составляло бы труда оспорить и весьма субъективное мнение о Бунине (который будто бы считал «неразумным слишком тщательно, многосторонне рисовать <…> человеческую личность»), но исследовательница, очевидно и сама, чувствуя уязвимость своей позиции, поспешно уточняет: «Но все же это не значит, что Бунин в своих произведениях уделял мало внимания изображению человека» [111]. Остаются «другие предметы и явления», «различные мелочи, детали», которые Бунин в «эмигрантский период», надо понимать, без особой нужды «выписывал» (отсюда шло и его «стремление <…> любоваться» ими). В этом случае подмечена действительно характерная особенность Бунина-художника. Но, во-первых, использование этих «различных мелочей», «деталей» свойственно Бунину и в первые периоды его деятельности, а отнюдь не только в годы эмиграции (выше говорилось об этом). Во-вторых, и это, пожалуй, главное, все эти детали, бытовые и пейзажные, как мы видели, выступают в весьма активной роли. Как справедливо замечает литературовед, полемизируя с наивно-претенциозным высказыванием В. Шкловского (тот написал однажды: «…бунинские пейзажи беспредметно-бесцельны»), природа и быт у Бунина «…исполнены огромного смысла, они своеобразно включены в исследование русской жизни и русской души» [112].

Бунин, как и многие другие русские писатели, немало сделал для развенчания «неправого и некрасивого» строя государства российского. Известно, что критики самых разных направлений выговаривай ему за слишком мрачные тона изображения русской жизни. Особенно обострился его критический пафос в годы первой мировой войны, он близок к выводу, что национальная катастрофа неотвратима, достаточно вспомнить его небольшой рассказ «Старуха» (1916), в котором он с сарказмом прямо-таки испепеляющим касается самых разных сторон современной действительности и утверждает, что более чем неблагополучно повсюду: и в семье и в общественной жизни.

Да, ему ненавистно многое, и он безусловно хотел бы, чтобы жизнь изменилась к лучшему. Вполне очевидны и его симпатии, они на стороне простого человека, «глупой уездной старухи», которая «сидел» на лавке в кухне и рекой лилась, плакала» (Б, 4, 412).